1952 г. Алтайская альпиниада Урала, Сибири и Дальнего Востока

Мы с Нелли жили либо на какой-то турбазе, либо в захудалой пустой гостинице, с которой была договоренность о приеме на 1-2 дня пятидесяти человек. Нелли вводила меня в круг моих обязанностей, как начальника штаба: ежедневно продумывать вместе с ней предстоящий день, готовить приказ о назначении дежурного отряда, о времени завтрака и времени выхода на следующий день, о предстоящих задачах, а потом следить за своевременным выполнением всех пунктов приказа. Ну, а кроме того, она просила меня хранить все документы, регистрировать все траты и вообще заменять ее во время отсутствия. "Ты же видишь, что даже здесь я вынуждена буду выезжать надолго в поисках лошадей и нужных людей. Должен же кто-то поддерживать связь с администрацией и элементарный порядок во время моего отсутствия" говорила она. Мобильники в те времена еще не придумали и если связь с администрацией сложностей не представляла, то связь с самой Нелли прерывалась на неопределенное время и ее отсутствие доставляло мне порой самые неприятные минуты, особенно, когда постепенно начали прибывать участники, иногда группами, а иногда и поодиночке. И все-таки их регистрация, размещение и разбивка по отрядам особенно не вспоминается.

Следующее воспоминание, относящееся как раз к этому времени. Приехала Нелли с нанятым ею коневодом Тереховым и первой партией лошадей, которые пойдут с нами от Усть-Коксы до верховья Катуни. На небольшой зеленой поляне собралось несколько хозяев-алтайцев со своими лошадьми. Терехов, статный, рослый, самоуверенный молодец лет под сорок, и около десяти алтайцев с лошадьми. Предстоял смотр. Каждую лошадь осматривали со всей тщательностью: и зубы, и конечно ноги, и спины (не потерты ли). Терехов, по-видимому, толк в лошадях понимал, и хозяева лошадей это признали. Когда одну лошадь Терехов забраковал, все с ним согласились. Зрелище было интересное. Проверяли, как лошади слушаются команды, как дают себя вьючить, как ходят под седлом. Нелли присутствовала и сама смотрела так же внимательно, как и Терехов. По окончанию "действа" Нелли сказала, что Терехов несомненно является счастливым приобретением для альпиниады, но мне он показался хвастливым и пожалуй даже нахальным.

Наконец в Бийске собрались почти все участники и инструктора. Нам с Музылевым было поручено поскорее увезти большинство участников в Усть-Коксу и разбить промежуточный лагерь. Сама Нелли с инструкторами Кудиновым, Розовской и Гольдиной остались, чтобы дожидаться Мездрикова (которому в последний момент все-таки удалось получить отпуск), опаздывающих участников и врача альпиниады Льва Исидоровича Керцмана, а также закончить "лошадиную эпопею". И вот мы едем, едем, едем. Комфорта никакого. После прошедших дождей дорога размыта. Поочередно то один, то другой грузовик застревают в грязи. Тогда все выпрыгивают и мужчины под дружное "раз, два, взяли" вызволяют застрявший грузовик, сами при этом по щиколотку утопая в грязи. Вскоре я заметила, что 4-ый отряд, который достался Ире Гольдиной, состоявший исключительно из мужчин, и ядром которого были дальневосточные тяжеловесы, явно увиливает от общих усилий: члены отряда стоят себе кучкой на обочине в чистеньких ботинках. Я попросила Музылева поговорить с ними по-мужски. "Мужской разговор" явно затягивался, и я подошла к Марченко, уже немолодому мастеру (кажется) спорта, пользовавшемуся несомненным влиянием на всех остальных членов четвертого отряда. Я попросила Марченко, чтобы он воздействовал на своих товарищей и они помогли уже уставшим ребятам вытащить застрявший в грязи грузовик. Иначе, добавила я, мы не доедем сегодня до Усть-Коксы, и придется сооружать еще один промежуточный лагерь, чтобы переночевать в голой степи. Этот аргумент подействовал, и с помощью влившихся в ряды толкателей дальневосточных тяжеловесов мы снова двинулись к Усть-Коксе. А мы с Музылевым (пока ребята толкали) отмечали между собой разницу между альпинистами и представителями других видов спорта. Нам предстояла нелегкая задача: поднять на Белуху в основном не альпинистов, а физкультурников, большая часть которых даже не бывала в горах. Мы констатировали также, что проблемы уже начинаются, а дорожные трудности - даже не цветочки, а разве что только бутончики, а уж до ягодок еще ох как далеко. "Как бы нам не пришлось переформировать отряд, распределив дальневосточников по разным отрядам" - предложила я, но Лев Тихонович успокоил меня, заверив, что Гольдина умеет работать с людьми, и он не сомневается в том, что ей удастся установить со своим отрядом прекрасные отношения. До Усть-Коксы доехали благополучно, успели засветло переправиться на пароме и установить палатки вблизи от переправы, но в сравнительно симпатичном местечке. Приехавшая на следующий день Нелли со своими опоздавшими инструкторами Разовской и Гольдиной была довольна промежуточным палаточным лагерем, который просуществовал дня четыре. У нас было много хозяйственной работы: сортировка продовольствия и снаряжения, подготовка вьюков для лошадей, которых должны были пригнать Терехов и Качалов через несколько дней. Однако главной задачей было знакомство инструкторов со своими отрядами, знакомство участников друг с другом и подготовка каждым участником личного снаряжения: "пропитка ботинок" (чтобы не впитывали воду как губка) и изготовление непромокаемых удобных плащей теми участниками, которые их не имели, или теми, плащи которых мы с Нелли забраковали. Я не хочу описывать наш поход. Скажу только, что участники альпиниады за время перехода от Усть-Коксы до базового лагеря недурно подготовились к предстоящему восхождению: им довелось и возводить переправы через бурные реки, и мокнуть целыми днями под дождем (алтайские дожди "пережидать" бессмысленно), и ставить палатки, и быстро сушить их перед выходом, и управляться с лошадьми. Мне достался отряд №3, состоящий из физкультурников Урала (я ведь сама была из Челябинска). В нашем отряде в качестве "почетного" члена числилась и Нелли, хотя бы потому, что у нас с ней была общая палатка. В нашем отряде были две девушки лыжницы: Рита Черемухина и Шура Ашихмина. Был в нем и собственный врач, недавно окончивший медицинский институт Кульбиков, умный, но с непростым характером, несколько излишне самонадеянный, был и некто Палий, серьезный человек в очках, молодой, но уже семейный, турист, а может быть даже альпинист, по-настоящему любящий горы и хорошо их фотографирующий. Был неунывающий Коля Ноздрин, всегда готовый подшутить (кажется легкоатлет) и был белокурый красавец Феликс (фамилию не помню) - высокий, спокойный, дисциплинированный и надежный.

Вместе с Нелли прибыл и врач альпиниады Лев Исидорович Керцман. Я считала, что Нелли очень повезло с врачом. Керцман был очень интеллигентным и интересным человеком. Он любил горы, имел опыт работы в альплагерях, прошел войну, в том числе и в качестве хирурга. В то же время был он молодой, красивый, остроумный и общительный человек с хорошим чувством юмора. По положению во время нашего перехода к базовому лагерю ему полагалась верховая лошадь, дабы быстро оказаться на месте в случае каких либо аварий и травм. Правда, по моим воспоминаниям он этой привилегией редко пользовался, предпочитая идти пешком вместе с каким либо отрядом. Вспоминаю, как уже к концу перехода он все-таки воспользовался как-то лошадью, и что из этого получилось. Предстоял переход через совершенно безопасную речушку, однако после обильных дождей в самом начале переправы образовалась довольно мощная "струя", доходящая людям почти до колен. Все уселись на бережку и начали разуваться, а я сидела в нерешительности, решая, что лучше: замочить совершенно сухие ноги или разуться и беспомощно стоять в воде и чуть ли не визжать, не решаясь сделать следующий шаг по каменистому дну речушки. Нерешительность была вызвана особенностью моей кожи, в основном довольно грубой, почти не подверженной солнечным ожогам и не допускающей синяков при ушибах. В то же время на ступнях та же, казалась бы кожа, была такой чувствительной, что даже по гладкой дороге ходить без обуви я не могла. Даже в детстве я никогда не могла бегать босиком. В этот момент к переправе подъехал Керцман и рыцарски предложил перевезти меня на лошади. И черт меня дернул согласиться. Я забралась со своим рюкзаком на лошадь и уселась позади доктора, держась за его спину. Ботинки я снять не успела. Авария произошла почти сразу, едва лошадь ступила на глубокое место. Либо наша совместная нагрузка была неправильно распределена, либо лошадь споткнулась о камень, но она упала на бок и струя стремительно понесла всю нашу сложную конструкцию вниз по течению. Я быстро спрыгнула (стремян не было), встала на ноги, сбросила рюкзак и побежала за лошадью. Керцман чуть задержался (кажется, спасал мой рюкзак, будучи сам без рюкзака), но быстро оказался рядом. К счастью, удалось схватить плывущую сзади узду или еще какую-то часть сбруи, и мы вместе подтянули лошадь к самому берегу на мелководье и помогли подняться на ноги прежде, чем она разбила себе голову о торчащий из воды камень. День был солнечный, теплый и перебравшись на другой берег и только вылив воду из ботинок и отжав носки, я побежала догонять свой отряд, оставив бедного доктора и, кажется, не пострадавшую лошадь, на попечение подошедшего отряда Разовской. Больше я уже никогда не видела Керцмана верхом на лошади. Но это просто запомнившаяся картинка для смеха. Возвращаюсь к повествованию. Основными пациентами нашего доктора являлись участники с потертыми ногами, все-таки физкультурники, как правило, люди здоровые, и никто из них, несмотря на постоянные дожди (а постоянный, даже маленький дождь всегда находит дырочки, чтобы в конце концов промочить все и вся), никто из участников альпиниады не простужался. Не буду описывать наш поход, приведу только несколько картинок, которые особенно запомнились. Наш караван переходит через перевал "Холодный Белок". С утра противный, нудный, ни на минуту не прекращающийся дождь. Перевал своеобразный. Он представляет собой большую болотистую поляну. Под ногами хлюпает намокшая почва. По поляне двигается длинная процессия (вытянутая в цепочку) фигур, одетых в одинаковые белые плащи с такими же белыми остроконечными капюшонами. Рюкзаки приподнимают плащи на спинах, создавая впечатление горбов. На кого они похожи: на монахов, или на каких-то загадочных гномов? Цепочка разрывается через почти одинаковые промежутки лошадьми, такими же горбатыми, как и люди из-за вьюков, причудливо упрятанных под какие-то намокшие рогожи (пленка не годится, она громко шуршит при движении и это пугает лошадей). После такого дня режим альпиниады нарушается и заготовленные приказы приходится переписывать. До поздней ночи горят несколько костров, вокруг которых происходит сушка намокших за день вещей. Вода обязательно находит уязвимые места, и концу дня даже под плащами одежда оказывается мокрой. Прибавляется работы и у Керцмана и к нему выстраивается очередь пациентов, нуждающихся в лечении ног, натертых чуть ли не до крови мокрыми носками. Алтайская погода переменчива и если на следующее утро дождя нет, да к тому же дует сильный ветер, то выход задерживается, и объявляется обязательная сушка палаток. Картинка тоже фантастическая, и может без предварительных пояснений сойти и за загадочную: что эти люди делают? Участники, по двое на палатку, растягивают пустую палатку отверстием навстречу ветру как можно шире и даже при отсутствии солнца сушка палаток отнимает не более 15-20 минут. Потом я зачитываю только что написанный приказ и через короткое время караван уже снова движется по намеченному пути. Часто возникают неожиданные препятствия. После продолжительного дождя безобидные ручейки превращаются в бурные потоки, через которые, чтобы сразу не промочить ноги, мы сооружаем переправы в виде толстенного бревна, поваленного поперек потока. Бревно мокрое, скользкое и Нелли организует переправу с веревочными перилами и страховкой на карабине. Бывали случаи, когда вопреки приказу особо самонадеянные участники, вроде Кульбикова из моего отряда и ему подобных, пытаются без пристежки к карабину перейти по бревну, ведь на самом деле переправа ерундовая. Как правило это им удается, и Нелли делает вид, что не заметила нарушения, но бывало и иначе, и самонадеянный смельчак плюхался в воду, причем иногда падал в воду "ничком", так что мокрыми оказывались не только ноги, но и вся одежда. В этих случаях Нелли была безжалостна. После окончания переправы караван сразу же продолжал движение, а неудачливому смельчаку предоставлялось полное право самому находить выход из положения, чтобы догнать ушедших. Мне Нелли тут же давала указание о вынесении в очередной приказ выговора нарушителю. О том, как наводились серьезные переправы через настоящие реки написано в книге Нелли "К вершинам Алтая". Долго ли, коротко ли, но в конце концов, без особых отступлений от намеченного графика, альпиниада прибыла в верховья Катуни, и как по заказу, начался длительный период хорошей погоды.

Я написала свои личные воспоминания о походе, думаю воспоминания о том же походе инструктора 4-го отряда Иры Гольдиной оказались бы значительно мрачнее. После похода, который действительно был довольно трудным, выяснилось, что 4-ый отряд представляет нешуточную проблему для успеха альпиниады. Несмотря на прогнозы Музылева, утверждавшего, что Ира сумеет усмирить и наладить контакт с любыми смутьянами, недовольство членов отряда с каждым днем только возрастало. Не прекратилось оно и в базовом лагере, даже наоборот стало еще воинственнее. Участники отряда под руководством Марченко критиковали решительно все, обвиняя во всех сбоях и трудностях руководство альпиниады, инструкторов и в частности Нелли. По их мнению в базовом лагере необходимо было создать нормальные условия жизни и организовать нормальное питание. Их ворчание серьезно беспокоило Нелли и всех инструкторов. На восхождение можно идти только с проверенными людьми, а 4-ый отряд во время похода "проверки на вшивость" явно не выдержал. Наступившую наконец хорошую погоду надо использовать побыстрее, и подготовку к восхождению не затягивать. Инструктора готовили свои отряды к восхождению: учили методам страховки, вязке узлов, пользованию ледорубом, рубке ступеней на льду, лазанию по скалам. Одновременно подготавливали связки на восхождение. В основу была принята связка из трех человек. Все это делалось в великой спешке, так как нужно было еще успеть провести довольно далекий тренировочный выход на ледник. Работа кипела. В иные дни участники выматывались сильнее, чем во время похода, но все горели энтузиазмом. Назначили день восхождения, и перед этим днем решили устроить дневку с одновременным серьезным медицинским осмотром всех участников и инструкторов.

А теперь я с удовольствием приступаю к описанию гениальной авантюры, предложенной нашим врачом Керцманом, которая несомненно содействовала успеху альпиниады и сделала из него в моих глазах настоящего героя. Именно после этого эпизода началась моя дружба с Львом Исидоровичем Керцманом, которая продолжается до сих пор. Итак перед дневкой, после медицинского осмотра инструкторов, собрался совет руководителей альпиниады. Обычно совет руководителей собирался на голой скале с плоской площадкой наверху, возвышающейся над лагерем. Из лагеря нас не слышно и даже почти не видно. На этом последнем собрании все инструктора высказывались о готовности своих отрядов к восхождению. У всех было все в порядке и только Ира Гольдина не была уверена в полной готовности своих смутьянов-тяжеловесов. Нелли сказала, что за дисциплину на восхождении с такими ребятами ручаться нельзя, а поэтому она предлагает расформировать 4-ый отряд и распределить его участников по другим отрядам. И тут выступил наш милый доктор. Он спросил: "а что если окажется, что большинство 4-го отряда не пройдет медицинский осмотр, ведь у многих тяжелоатлетов возникают проблемы с сердцем". Воцарилось молчание, которое прервала Нелли, задумчиво сказав: часто бывает, что достаточно не запрещать, а только предупредить о возможных осложнениях, которые при таких медицинских показателях могут возникнуть на высоте более 4000 м". Потом Нелли объявила, что как член 3-го (моего) отряда, сама она пойдет в связке вдвоем с членом 3-го отряда Феликсом. Разумеется это решение было у нас с Нелли уже подготовлено, и я сама предложила ей в компаньоны по связке Феликса, спокойного, очень надежного, ловкого и физически выносливого. Вместо Феликса придется взять кого-нибудь из трех оставшихся из 4-го отряда, допущенных по медицинским показателям. На следующий день во время медосмотра оказалось, что у Марченко есть проблемы с сердцем, еще у двоих повышенное давление, а Колю Жихарева врач "хотел бы послушать еще раз". Жихарев не был тяжелоатлетом, но жил на дальнем Востоке, а потому был зачислен в 4-ый отряд. После медосмотра Жихарев сразу прибежал ко мне и попросил, чтобы я взяла его в свой отряд (во время похода он сдружился с Колей Ноздриным из моего отряда), а также, чтобы я присутствовала на его повторном осмотре доктором. Он уверял меня, что всегда был здоров, как бык, и что он даже подумать не может о том, что не будет участвовать в восхождении. Я спросила: "если возьму тебя, но с Ноздриным в связке не пойдешь, ты не начнешь бузить и не устроишь скандал?" Потом я сказала ему, что Феликса из нашего отряда забирают, а я уже подготовила себя связку в составе Шуры Ашихминой, не очень ловкой, но хорошей и старательной, Феликса и меня самой. Теперь в связи с уходом Феликса я должна найти ему надежную замену. Есть два выхода заменить Феликса: либо Ноздриным, либо самим Колей Жихаревым. Я спросила: "ты согласен идти в моей связке, слушаться меня безоговорочно и внимательно охранять Шуру, так как мне часто придется отвлекаться на другие связки, возможно даже отвязываться?" Жихарев был согласен на все. Интересно то, что наши мнения с Керцманом совпали полностью. По его мнению, Жихарев хороший парень, бузил в компании бузотеров, а на восхождении наверняка будет надежным товарищем. Наше восхождение прошло успешно. На восхождение вышли 43 человека, допущенных Керцманом к восхождению. Все 43 взошли на вершину. Подробности восхождения описывать не буду, о нем можно прочесть в книге Е. Казаковой "К вершинам Алтая", Профиздат 1955. Упомяну только о поразившем меня случае. Мы нашли на краю ледника под скалой небольшой склад продуктов, оставленный в 1935 году какими-то восходителями. Все продукты оказались в идеальном состоянии и мы с удовольствие ими воспользовались, предварительно проверив их качество. Помню еще, как мы "сцепились" с Нелли на вершине Белухи. Она объявила часовой привал для отдыха и обозрения окрестностей и безмятежно уселась на рюкзаке, привалившись к большому камню. Было уже очень поздно, скоро стемнеет. Спускаться на седловину между вершинами решили не по пути подъема (скальному ребру), а по фирновому склону. Это конечно будет гораздо легче, чем спускаться по скалам, но я боялась, что в темноте какую-нибудь связку может унести при срыве в сторону и они могут попасть в трещину. Нелли утверждала, что ночь будет лунной и темноты не будет. Одним словом: конфликт в руководстве. Каждый из нас остался при своем мнении, но я увела вниз свой отряд раньше, сославшись на замерзающие ноги Шуры. "Вот и хорошо" - сказала Нелли - "мы будем спускаться по вашим следам". Ночь действительно была лунная и трещин на нашем пути не встретилось.

Из этого лета, проведенного в альпиниаде, мне запомнился еще один эпизод, который не был особенно значительным для альпиниады, но для меня был ярким и интересным. Альпиниада возвращалась. Все шли пешком, с несколькими лошадьми. Навстречу нам двигался караван лошадей с продуктами под руководством С. Г. Успенского и Терехова. Встреча была назначена на озере Тайменье. Мы запаздывали, и продукты у нас катастрофически кончались. Шли полуголодные, а последний день совсем голодные: кроме чая и сахара не осталось ничего, питались грибами, на которые уже без отвращения не могли смотреть. Такое положение с продуктами сложилось из-за того, что в то самое утро, когда мы должны были окончательно покинуть базовый лагерь, вода в Катуни начала внезапно прибывать. Все, кроме дежурного отряда, еще досматривали в палатках последние сны, когда дежурные подняли тревогу. После длительного периода хорошей погоды началось бурное таяние снега. Подъем воды происходил настолько стремительно, что мы с трудом успели повыскакивать из палаток и снять их. В месте установки базового лагеря Катунь, еще совсем маловодная, разливалась на несколько рукавов совсем мелких, основная же струя проходила у противоположного берега. Сейчас уже не видно было никаких рукавов, все русло было заполнено водой. Начали срочно оттаскивать вещи в безопасное место повыше. В поднявшейся суете не заметили, как последний наш большой мешок с сухарями, приготовленный дежурными для завтрака и стоявший особняком, поплыл по воде только что мирного ручейка, теперь превратившегося в бурную реку, постепенно набирая скорость и посылая нам "последнее прости". Добровольцы, бросившиеся в погоню за беглецом, вернулись ни с чем. Теперь, после двух дней пути, съедены были и все запасы крупы и даже консервы. Нелли лихорадочно искала выход из создавшегося положения. На этом участке пути в качестве проводника и коневода с нами шел молодой алтаец (кажется его звали Паша). На очередном привале, на котором мы остановились, чтобы вскипятить чай, на противоположном берегу Катуни виднелась хорошая грунтовая дорога, живописно уходящая куда-то вверх, среди зеленых холмов. Паша подошел к Нелли и сказал, что эта дорога ведет в районный центр, находящийся в 40 км, в котором есть магазин и даже пекарня, а здесь неподалеку живет Пашин знакомый, знающий брод через Катунь. Нелли среагировала моментально: "пошли к твоему знакомому". Через полчаса они вернулись с пожилым алтайцем и тремя оседланными лошадьми. Нелли решила попробовать съездить верхом в этот райцентр и попробовать купить хоть немного хлеба. Сама Нелли покидать альпиниаду в столь затруднительном положении не решалась. Хозяин лошадей на наших глазах пересек Катунь на лошади и благополучно вернулся. Мы внимательно следили за переправой. Почти всю Катунь лошадь пересекла на ногах и только вблизи противоположного берега ей пришлось проплыть несколько метров. Выход на берег был спокойным, важно было только не пропустить этот выход на дорогу и следить за тем, чтобы течение не понесло вниз. Нелли спросила, смогу ли я возглавить хлебную экспедицию. Я согласилась с условием, что со мной поедет Паша. До Тайменьего озера полдня нашего пути, дорога хорошая, опасности заблудиться нет, и проводник не требуется. Но кто будет третьим? Кто умеет хорошо ездить верхом? Вызвался Жихарев, который отлично зарекомендовал себя на восхождении и был там моим главным помощником. Времени оставалось в обрез, нужно попасть в райцентр до закрытия магазина. Срочно упаковали штурмовки и плащи в рюкзаки, туда же сунули тару для покупок, подогнали стремена и тут же начали переправу под наблюдением алтайца, знавшего брод не хуже своих пяти пальцев. Первым ехал Паша, потом я, замыкал Жихарев. Паша скомандовал нам, когда надо вынуть ноги из стремян, когда хлестнуть лошадей, чтобы не пронесло мимо выхода на дорогу, и вот мы уже на другой стороне. Ботинки конечно мокрые, брюки выше колен хоть выжимай, но сушиться времени нет и мы тут же поскакали. Хотя верхом я ездила много, но такой продолжительной скачки не доводилось испытывать никогда. Дорога в райцентр не запомнилась, я полностью сосредоточилась на скачке. Помню только, как уже под вечер мы спрыгнули с лошадей в центре широкой площади райцентра у столба, специально установленного для привязи лошадей, и пошли было к магазину и тут выяснилось, что идти я не могу. С невероятным трудом, широко расставляя ноги и шатаясь как пьяная, я дотащилась до магазина. Впрочем, и мои спутники шагали немногим лучше меня, особенно Жихарев. Нам удалось купить всего пять буханок хлеба и еще мы выпросили у продавщицы (за деньги разумеется) какие-то горбушки и обрезки, чтобы поесть самим. Еще в магазине было только пшено, и мы на всякий случай купили и пшена. Со всем этим богатством мы тут же двинулись в обратный путь, предварительно выпив по большой кружке какой-то кислятины под названием "лимонад". Снова на лошадях, снова скачем почти до темноты. Потом свернули с дороги и медленно стали продвигаться по тропочке, почти уже незаметной в сгущающихся сумерках. Паша ехал шагом, давая остыть лошадям и одновременно подыскивая место для ночлега. Остановились на берегу маленького ручейка и с удовольствием поели хлеба, запивая водой из ручейка у маленького костерка. Кружка у меня была, спички тоже, а вот котелок взять в поспешных сборах не успели. Пока ужинали, тихо переговаривались: 5 буханок это конечно очень мало, но с добавлением пшенной каши просуществовать до прихода на озеро Тайменье можно. А там нас уже ждет Успенский с продуктами. Паша стреножил лошадей, подложил что-то мягкое под спальный мешок, а сам бормотал тихонько: "ну, теперь все хорошо, славно съездили, теперь бы только через Катунь переправиться и все будет хорошо". Под Пашино бормотание я заснула, а уже с рассветом мы седлали лошадей. Мне запомнились Пашины слова перед сном: "только бы через Катунь переправиться". В заботах о хлебе насущном и его скорейшей доставке, я переправлялась через Катунь без всякого страха, но раз Паша боится, значит это опасно, и я сразу вспомнила, что я здесь какой-никакой, но начальник. Вспомнила также, как мы намокли при переправе. Вблизи переправы я распорядилась остановиться и мы тщательно упаковали в наши плащи и хлеб и пшено, и разложили их по рюкзакам. Кроме того, я попросила вызвать перед переправой пожилого алтайца с хутора, чтобы он мог следить за нашей переправой и давать Паше указания. Переправа прошла благополучно, настолько благополучно, что я ее не запомнила, помню только, что перед ней я сильно волновалась. Мы быстро догнали альпиниаду и устроили большой привал и наелись до отвала и свежим хлебом, и пшенной кашей. Когда добрались до озера Тайменье, где нас уже ждал С. Г. Успенский с продуктами, я первым делом отправилась в далекие заросли переодеваться. Я чувствовала, что с моими ногами творится неладное. С трудом доковыляла до озера, с трудом могла передвигаться, только широко расставляя ноги. Когда разделась, то ахнула: все внутренние части ног, начиная чуть выше колен и чуть ли не до паха, представляли собой саднящие, кровоточащие раны. Кожа была почти полностью содрана от трения мокрых брюк о бока лошади. Показать это безобразие я решилась только Нелли и она, посоветовавшись со Львом Исидоровичем, объявила на следующий день дневку, а меня обязала весь день просидеть в далеких кустах, подставляя раны солнцу. Чтобы я не скучала в одиночестве, мне в компаньоны была выделена Ия Разовская, и у нас с ней получился полноценный день отдыха. За этот день, жаркий и почти безоблачный, раны мои превратились в темные твердые корки, почти безболезненные и особых неприятностей не доставлявшие. Обратный путь прошел без особых происшествий. Мы с Нелли отправили всех участников, но самим пришлось задержаться. В Бийске заболел врач Керцман, его пришлось ненадолго положить в больницу, и мы с Нелли дождались его выписки. Так началась наша дружба, которая продолжается и сейчас. На этом я, пожалуй и закончу воспоминания о лете 1952 года, последнем моем альпинистском лете, а вместе с ним и главу "Альпинизм".

Воспользуюсь случаем и расскажу немного о Льве Исидоровиче Керцмане. Он был значительно моложе не только Нелли, но и меня. Прошел войну. Первые послевоенные годы работал санитарным врачом, разъезжал по провинциям с проверками. В 1954 году летом Нелли пригласила его врачом в возглавляемую ею экспедицию с целью восхождения на пик Революции. Тогда впервые был покорен пик Революции.

Я тогда в связи с рождением дочери полностью погрузилась в семейные дела и почти нигде, кроме семейств Казаковой и Ведениковых не бывала. Чаще всего мы с мужем (а иногда и с Наташкой) выбирались к Нелли и Сереже. Там я познакомилась с женой Керцмана художницей Лилей Ратнер, причем сначала с ее картиной, висевшей в комнате Нелли и мне понравившейся, а потом уж и с самой Лилей. Постепенно Лев Исидорович (или Док, как мы с Нелли его называли) начал писать. Еще работая врачом, он написал 3 военных рассказа, один из которых мне очень понравился, а потом замахнулся на серьезный труд о Пушкине, требовавший постоянной работы в библиотеке. Он бросил работу и постепенно превратился в профессионального писателя. Он задумал написать целую "Пушкиниаду" и в течение нескольких лет вышли пять его книг о жизни Пушкина, начиная с лицейских лет и до гибели на дуэли. Первым его читателем и критиком была всегда Лиля. Я внимательно следила за его литературным творчеством и была его почитательницей. По мере роста детей и освобождения от семейных обязанностей мы стали встречаться чаще, но отнюдь не в горах. Док просиживал в библиотеке целыми днями, а потом писал, писал. В «Ленинку» он ездил ежедневно, как на работу. С альпинизмом теперь его связывали друзья, приобретенные в годы работы альпинистским врачом. После окончания и признания его "Пушкиниады", Док увлекся особым литературным стилем, который определить и даже назвать я в силу своего литературного невежества не берусь. А совсем недавно вышла его новая книга "Агасфер", которую я к великому сожалению еще не читала и даже не видела. Последние годы, когда большую часть года я живу в Израиле, во время моих приездов в Москву, мы обязательно несколько раз встречаемся: Док, Лиля и я. Я уже познакомила их с братом мужа Борисом Самойловичем, который тоже с удовольствием прочитал все пять книг о Пушкине. Если доживу, то в следующий приезд в Москву обязательно встречусь с Доком и Лилей, получу и прочту "Агасфера" и узнаю о его дальнейших литературных планах.

Так уж получилось, что о моих друзьях Льве Исидоровиче Керцмане и его жене Лиле Ратнер пришлось написать в разделе "Альпинизм", но боюсь, что иначе вообще не написала бы, так как свою "литературную" деятельность решила кончать, а потому: лучше немного и нехорошо сейчас, чем много и хорошо никогда.

Чем бы мне хотелось закончить бесконечную главу об альпинизме? Мне в жизни повезло. Я сама, ничем особенно не примечательный в альпинизме человек, была связана многолетней дружбой с двумя замечательными альпинистами, внесшими значительный вклад в развитие советского альпинизма: В. М. Абалаковым и Е. А. Казаковой. Люди они были совершенно разные и, конечно вклады их в дело альпинизма несопоставимы, но тому есть причины.

Итак:
Еще одно последнее сказанье
И летопись окончена моя (об альпинизме).

Для Виталия Абалакова большую и последнюю часть его жизни альпинизм не был "хобби" или просто любимым видом спорта, он стал основной его профессией и основной работой. После освобождения и реабилитации он полностью посвятил себя спорту (в особенности альпинизму), отдав ему свои незаурядные способности. Это Виталий ввел в употребление 12-зубые кошки и кошки с укороченными передними зубьями, разработал собственную конструкцию рюкзака, амортизатор для смягчения рывка при свободном падении и многое другое. Долгой изнурительной тренировкой он сумел победить свою инвалидность (ампутацию пальцев на руках и ногах, местами полную, местами частичную) после трагедии на Хан-Тенгри в 1936 году. Два с лишним года тюрьмы, последовавшие вскоре после того как Виталий вышел из больницы, окончательно подорвали его здоровье и он вышел из тюрьмы едва живым. Об этом я подробно писала в главе 5 первой части своих воспоминаний. А сейчас я цитирую отрывки из книги В. Кизеля: "Нежная Пенелопа - Валентина Чередова выхаживала Виталия, а он взялся за тренировки. Их можно было сравнить только с изнурением плоти древними подвижниками: зарядки, лыжи и бег, первое время порой падая от усталости..." И там же немного дальше: "продолжались они всю войну (он был консультантом Закавказского фронта), большее пока не по силам и возможностям. Не один раз расходились швы, шла кровь... Иногда приходилось выливать ее из ботинка..." В 1946 году в альплагере Спартак в ущелье Шхельды родилась знаменитая команда Виталия. Надо сказать, что сам Виталий особыми организационными способностями не обладал, но он был лидером и сильные альпинисты хотели ходить с ним, и сами прибивались к команде. На восхождении он шел всегда впереди, всегда замахивался на первовосхождения, был непререкаемым авторитетом в команде, очень требовательным, но справедливым. Он никогда не позволял себе никаких поблажек, заставляя всех членов команды забывать об его инвалидности. Долгие годы "команда Спартака" под руководством Абалакова оставалась одной из сильнейших команд в стране. Все основные восхождения и достижения команды описаны в книге В. А. Кизеля "Победивший судьбу Виталий Абалаков и его команда", изданной в 2002 году издательским центром Российского химико-технологического института, тиражом 500 экз. (на мой взгляд недостаточным). В. Кизель почти на всех восхождениях ходил в связке с Виталием, и их связка на любом восхождении шла первой, открывая путь всей команде. Кизель участвовал в большинстве восхождений команды, был свидетелем всех ее основных достижений, и, конечно, никто не мог бы лучше него написать об Абалакове и его команде. И он знал, что должен сделать это, но не мог, так как до последних лет работал, будучи профессором физико-технического института. Как только он практически ушел от активной работы, он выполнил то, что необходимо было сделать. Время шагает вперед. На фоне последних достижений альпинизма восхождения команды уже не кажутся очень сложными, но всему свое время, и Абалаков, несомненно, был в альпинизме "героем своего времени". Скоро не останется уже альпинистов, знавших и помнивших его вклад в развитие советского альпинизма и его личные достижения в альпинизме, в том возрасте, в котором, как правило, из спортивного альпинизма уходят. Сам Виталий ушел из спортивного альпинизма в 1962 году, когда ему было 57 лет. После выхода книги Кизеля можно уже не беспокоиться, память о Виталии не умрет. Спасибо Володе Кизелю.

А что можно сказать о Казаковой? Правомерно ли даже сравнивать ее с Абалаковым? По-моему да. Конечно, часто спортивные ее достижения несравнимы не только с его восхождениями, но и с достижениями его жены Вали Чередовой. Так в чем же дело? Виталий и Нелли очень разные люди, но было у них и много общего. Оба умные, инициативные, амбициозные, умеющие вести за собой других, противостоять обстоятельствам, разумно рисковать. Оба они были несомненными лидерами. А главные различия? Нелли никогда не бросала свою работу в химии. И Нелли, и ее муж Сергей Меерович Лукомский, и Виталий окончили в 1930 году МХТИ им. Менделеева, но в отличие от Виталия, Нелли никогда не подвергалась репрессиям, и ее профессиональная деятельность не прерывалась даже в годы войны, хотя работа Нелли над кандидатской диссертацией прервалась на годы эвакуации с 1940 до 1943 г. В 1947 году Нелли защитила кандидатскую диссертацию. Результаты ее кандидатской работы были опубликованы в 1949 году в известиях АН СССР, а позднее перепечатаны американским журналом. После защиты диссертации Нелли и Сергей оба работали в ЭНИН-е, а с 1954 года и до выхода на пенсию в 1983 году, Нелли проработала 29 лет в институте ГИАП, где были выполнены основные ее работы, связанные с использованием "кипящего слоя" для охлаждения и для получения гранулированных удобрений. По ее работам создавались огромные агрегаты, переоборудовались существующие цеха аммиачной селитры. Нелли месяцами осуществляла авторский надзор на химических комбинатах, руководила кандидатскими диссертациями, писала монографии. В области технических наук у Нелли 60 печатных трудов (из них 11 авторских свидетельств и 2 монографии), она была лауреатом премии Совета Министров.

Однако любовь к горам была настолько велика, что все летние месяцы она проводила в горах, где в силу своего характера почти всегда была организатором каких либо мероприятий. Сначала она работала инструктором в школах ЦДКА (1936 г.) и ВЦСПС (1937 г.), используя свободное время для восхождений. В 1938-1940 г. было повальное увлечение ведущих альпинистов совершенствованием методов страховки в горах, вызванное большим количеством несчастных случаев, происходящих из-за "отказа" оборудования (обрывы веревок, поломки и вырывания ледорубов и крючьев и т.д.). Нелли (в 1939-40 г.) организовала бригаду ЦННИФК, получила на это деньги и проводила экспериментальные исследования техники страховки в горах. По результатам этих работ она защитила в 1944 году диссертацию на звание кандидата педагогических наук, а в 1950 году написала книгу. За свою альпинистскую жизнь Нелли взошла на 29 вершин, из них 13 были первовосхождениями. У меня нет списка ее восхождений по годам, но в своей спортивной биографии она пишет, что своими серьезными первовосхождениями и первопрохождениями она считает:

1933 г. Траверс Восточной Белухи и пик Иик-Ту (Алтай).
1937 г. Траверс Ушбы (южной и северной вершин) Кавказ. Пик Красных зорь, Чимторга по стене (Памир, Фанские горы)
1940 г. Траверс главной и восточной вершин Дых-Тау и гребня до пика Пушкина (Кавказ).
1945 г. Пик Чаткал и еще 2 первовосхождения. Тянь-Шань.
1947 г. Пик Берга (и первовосхождения еще на 11 вершин (из них 2 шеститысячника) - Памир, Шахдаринский хребет.
1953 г. Полный траверс Белухи
1956 г. Узен-Гигушский перевал в хребте Кок-Шаал.

В этом списке поименно названы только 9 вершин, на которых она побывала. Почему? Дело в том, что большую часть своей альпинистской деятельности Нелли посвятила руководству экспедициями, целью которых было альпинистское освоение новых районов в горах Памира и Тянь-Шаня, всего же она возглавляла или руководила альпинистской частью двенадцати экспедиций и альпиниад. Во всех восхождениях этих экспедиций Нелли принимала личное участие. Исключение составляла экспедиция с целью покорения пика Революции в 1954 г. Тогда Нелли посчитала, что ее участие в первовосхождении на вершину, может помешать успеху экспедиции. Все-таки ей к тому времени было уже 45 с лишним лет и, кроме того, появились заметные проблемы с сердцем. Остальные участники экспедиции были все сильными, здоровыми и сравнительно с ней молодыми мужчинами. Некоторые экспедиции и альпиниады вообще не сопровождались восхождениями: (первая послевоенная альпиниада ВЦСПС в Домбае в 1944 году), экспедиция в районах хребта Академии наук с прохождением перевала Абдукагор, вторая в 1953 году (Памир) экспедиция в район Кок-Шаальского хребта с первым прохождением Узенгигушского прорыва в Китай в 1956 г. (Тянь-Шань) и экспедиция для обследования двух пещер вблизи Ранкульского озера в 1957 году (Памир).

Экспедиция в район Чаткальского хребта на Тянь-Шане в 1946 и в 1950гг. тоже не сопровождались заметными восхождениями и о них в спортивной биографии Нелли сказано: "Пройдены 8 ущелий и цирков, составлены описания и совершено 4 первовосхождения (1945, 1950гг.)". В экспедиции в район Чаткала в 1950 году я принимала участие и описала ее в этой моей последней главе, посвященной альпинизму. Не сомневаюсь в том, что Нелли выполнила полное описание всех пройденных ущелий и цирков, я же в ее отчете участия не принимала, так как жила в то время на Урале. Зато участвовала в одном из упомянутых ею 4-х первовосхождений.

Как видите, вклады Абалакова и Казаковой в развитие советского альпинизма совершенно различны, но мне кажется, что по своей значимости они вполне сопоставимы. Ведь недаром же Е. Казакова получила звание мастера спорта еще в 1940 году, а звание заслуженного мастера в 1946 г. И, наконец, последнее мое сопоставление Абалакова и Казаковой. По моему глубокому убеждению, и Виталий, и Нелли сами стали виновниками собственной преждевременной (по-моему) смерти. Виталий был настолько уверен в том, что силой воли и тренировкой можно победить все, в том числе и свой возраст, что при первых звоночках о неблагополучии в своем организме, он, вместо того, чтобы смириться с тем, что ему уже не все доступно и разумно сократить физические нагрузки, усилил тренировки и начал бегать каждый день, превозмогая себя, буквально через силу, несмотря на предупреждения докторов и собственного организма. В конце концов он добегался до инсульта (поначалу сравнительно легкого), который был по существу началом его конца. Нелли тоже, прекрасно зная, что сердце ее не в порядке и перенапряжения ей давно уже противопоказаны, не смогла все же удержаться от поездки в Фанские горы с группой туристов из Дома ученых. Уж очень, видимо, хотелось вернуться в 1937-ой год и побывать еще раз в "настоящих" горах на Памире. Да, ее уговаривали, ей обещали, что никакой чрезмерной нагрузки на сердце они не допустят, что будут носить ее вещи, не пускать на крутые подъемы, но мы-то знаем, что в любом самом простом походе в горы (особенно на Памире) избежать перегрузок невозможно, и Нелли это знала лучше любого из нас, однако "знаешь, что нельзя, но если очень хочется, то... можно". Она ездила в Фанские горы летом 1987 года, а умерла от сердечной недостаточности в декабре 1988 года. Виталий и Нелли умерли практически в одном возрасте, не дожив до 80-ти лет.

Вот на этом своеобразном прощании с двумя знаменитыми альпинистами и двумя моими дорогими друзьями я кончаю наконец главу "Альпинизм", но оба они будут еще упоминаться мною в следующей, четвертой части моих воспоминаний - "После альпинизма".