Памир 1979 г. 8/ VII -9/ VIII

2. Международный лагерь Ачек-Таш (5 дней )
Дараут-Курган - Ачек-Таш (1 день)
Лагерь Ачек-Таш (5 дней)

3. Международный лагерь Язгулем
Лагерь Язгулем (4,5 дня)

4. Международный лагерь Фортамбек и возвращение в ОШ
Лагерь Фортамбек (4,5 дня)
Лагерь Ачек-Таш (0,5 дней)
Ош (2 дня)

Участники:

1. Ведеников Г. С.
2. Любимов А. Л.
3. Корзун И. В.
4. Барит И. Я. (только Алай)
5. Львова М. А. (только Алай)

1. Лагерь Алай в Кок-Су

Ош - Дараут-Курган - Лагерь Алай (3 дня) Лагерь Алай (12 дней).

После бессонной ночи в самолете прибыли в Ош в 6.30 утра. У Алика и у Израэля Яковлевича Барита были какие-то бумажки на базу ФИАН. Доехали до нее на 2-х такси, но единственное, что могли сделать - избавиться от вещей, засунув их в склад, ночевать негде, полно студентов. На базе лагеря Алай нам обещали комнату с 3-х этажными кроватями. Комендантша посоветовала обратиться на базу геологов, которые стоят недалеко от Алая, а их машина пойдет дня через три. Началась жара и проходя через парк мы присели отдохнуть, но застряли до 14.30, так как Алик, заткнув уши и надев на глаза специально сшитые черные заплаты, сразу же заснул. Жара около 34 0 С, никому не хочется опять таскаться по этому пеклу, тем более, что надежды уехать сегодня нет - день воскресный на базах никого ответственного нет. Пообедали. Немного поспавшие Алик и Юра пошли на городскую автобусную станцию, а мы втроем пошли к доброй комендантше Алая в надежде хоть немножко поспать. К вечеру все хорошо. Едем завтра на автобусе, везущем в район Алая косцов, а шофер в автобусе знаменитый дядя Яша из Международного лагеря Ачек-Таш. Вечером неожиданно прослушали очень интересную лекцию, остановившегося на ночлег на базе Алая, врача международного лагеря Ачек-Таш Балагина В.М. Последние годы он много занимался симптомами горной болезни (гипоксии), акклиматизацией и поиском препаратов, помогающих при заболевании гипоксией. Рассказывал о случае с Хохловым. Оказывается именно Балагин выхаживал его на плато, сажал в вертолет. За 10 суток пребывания на высоте 6000 м., Хохлов потерял порядка 16-18 кг. и находился в состоянии физической и психической депрессии. На такой высоте можно находиться и дольше, но только после постепенной акклиматизации (спуски и подъемы). С утра Юра и Алик пошли на автобазу, а мы втроем на базар за овощами для Алая. Я пыталась узнать в Оше 1979 года тот старый Ош 1937 года, но не узнавала ничего кроме горы Сулейман-Баши. Считаю ее главным украшением города и по ней всегда могу узнать Ош, как бы он не изменился. Сейчас, когда я пишу о нашей поездке 1979 года, Киргизия бурлит и меняет власть. Началось с Оша и Джалал-Абада и когда по телевизору показывают кипящую толпу на фоне зданий, которые она крушит, я жду не проглянет ли за ними моя красавица Сулейман, тогда я поверю что происходит это безобразие в Оше. Ош - ворота Памира, город родной для всех наших альпинистов-высотников и я верю и надеюсь, что при любой власти в Киргизии, Ош всегда будет этими воротами для российских высотных альпинистов. Но довольно отступлений. В 12 часов мы уже едем на автобусе вместе с бригадой косцов из района Алая. Этот участок Памирского тракта (Ош - Сары-Таш) я никогда не видела. В 1937 году я шла из Оша до Сары-Таша пешком с караваном, а на обратном пути летела самолетом. Наше движение все время тормозится отарами овец, которые нахально движутся по самой середине шоссе, игнорируя отчаянные гудки автобуса. Кончается тем, что кто-нибудь из наших попутчиков-киргизов выскакивает и отгоняет поток овец на край шоссе. Иногда шоферу удается во время пойти на объезд и сдвинуть весь поток овец к краю дороги. Я забыла сказать, что ведет наш автобус Яков Иванович, или иначе знаменитый дядя Яша, который является постоянным шофером Международного лагеря в Ачек-Таш со дня его основания в 1974 году и который знает каждый участок дороги от Оша до Дараут-Кургана, не хуже собственного дома. Первый перевал Чигир-Чик, высотой 2400 м. проехали в 15 часов, второй Талдык, высотой 3630 м. в 19ч.30 м. В 20ч. 30 м. прибыли в Сары-Таш, ничем не примечательное большое селение с солидными глинобитными постройками. Вскоре после Сары-Таша погранзастава, на которой мы простояли больше часа из-за того, что один молодой киргиз забыл дома паспорт. Вид от заставы на Заалайский хребет потрясающий, но фотографировать нельзя и мы только наблюдаем как одна за другой тускнеют, а затем гаснут вершины Заалая. В Дараут-Курган приехали в полной темноте. Под светом фар Яшиного автобуса мы вместе с ним поужинали, тепло распрощались, пожелали доброго пути и в 2 ч. ночи улеглись на расстеленных палатках под каким-то забором рядом с ручьем. Утром Алик уговорил председателя совхоза дать нам до Алая совхозную машину, и в 11.30 мы тронулись по ущелью Кок-Су. Сначала оно широкое, засаженное розовой люцерной. Совхоз овцеводческий и этой люцерной питаются овцы, зимующие в приземистых длинных хлевах. Постепенно ущелье сужается. Вдоль почти всех речек, впадающих в Кок-Су, растут арча, береза кустарник, склоны крутые зеленые, со скальными выходами. В 15.30 приехали в лагерь. Лагерь Алай расположился вдоль русла Кок-Су, а так как река падает круто, получается несколько ступенек. Палатки скрыты в рощицах или жмутся к отдельным деревьям в поисках тени. Еще есть палатки на лугу, над уровнем деревьев, там руководство и медицина. Здесь человек 100 альпинистов высокого класса, которые совершают тренировочные восхождения перед всесоюзным первенством. Кавуненко(?) - главный тренер встретил нас приветливо, все что обещал насчет продуктов выполнил, но завтра он отбывает сначала в Ачек-Таш, а позже в Фортамбек. Никакой ответственности лагерь за нас не несет, но для порядка будем говорить куда и на сколько времени уходим.

Мы выбрали себе место в лесочке метрах в 200-ах выше лагеря на берегу речки, впадающей в Кок-Су у самого лагеря. С одной стороны основной поток, с другой - ручей. Поставили две палатки, а чуть на отшибе каменный очаг, закрытый со всех сторон для нашего единственного примуса "Шмель"; с дровами здесь плохо, о чем нас предупредили еще в Москве. В одной палатке Марина и Изя, в другой наша троица. Очень уютно у нас получилось. Чтобы было еще благообразнее следующий день объявили хозяйственным: поставили еще хозяйственную палатку, разобрали продукты. Гуляли вокруг лагеря поодиночке. Я набрела на лагерь Петропавловцев во главе с Аграновским. И Герман, и Людмила (я ее никогда не видела, но знаю, что она из четырех советских "снежных барсов") на восхождении, а с их дочкой Олей мы быстро познакомились и разговорились. Оле 21 год, это она спустилась на лыжах с пика Ленина. Сейчас она залечивает переломанные ноги (обе!), но сломала она их не во время своего знаменитого спуска, а позднее под Алма-Атой, в Чимбулаке на скоростном спуске. 4 месяца она пролежала в больнице, в обеих ногах металлические пластины, в августе поедет в Москву: на обследование в ЦИТО. На следующий день 12-го июля мы пошли вверх по ущелью Кок-Су. Видели остатки разбившегося в 1974 году вертолета, встретили альпинистов из команды Аграновских, посмотрели на подъем по притоку Кок-Су, по которому поднимаются на ледник Левинской. Как раз напротив этого ручья лежат камни с наскальными рисунками: в основном козлы, но есть и охотники с луками. Здесь леса уже нет, только низкорослая арча. С ледника Левинской альпинисты лагеря Кок-Су совершают восхождения на пики, считающиеся "пятерками", но "берут" эти пятерки подозрительно быстро - за 1,5 дня. Погода все эти дни стоит жаркая, солнце палит не переставая и Алик чувствует себя не очень хорошо: возобновилась аритмия, начавшаяся еще в Москве. В связи с некоторой "чахлостью" Алика на следующий день опять устроили дневку. Днем пошла погулять и проходя мимо лагеря Петропавловцев (Аграновских) встретила Олю. На этот раз все были дома и Оля познакомила меня с родителями и другими членами их дружной команды. Когда Герман Леонидович узнал, что в нашей группе ветеранов участвуем мы с Юрой, начались такие "охи и ахи", будто не они (обладатели званий снежных барсов, по 6 раз поднимавшихся на семитысячники) являются знаменитостями, а мы. Кончилось тем, что я еле унесла ноги, а вся наша стариковская команда получила приглашение к 8 вечера "на костер" к Петропавловцам. Вечером мы всей группой ходили гулять по "коксуйской кругосветке" (как ее окрестил Изя). Кругосветка приблизительно на 1 час: подъем к поляне геологов, посещение окрестных "пупков", спуск в долину Кок-Су и возвращение через весь лагерь Алай к себе "домой": Алик чувствует себя гораздо бодрее. В 8 часов вечера мы отправились в гости. Петропавловцы устроили нам грандиозный прием. Были открыты камчатские рыбные консервы, лежали местный зеленый лук, сыр и сухари. Но где же Людмила Семеновна? Нас заверили, что она заканчивает ответственное дело и скоро появится. И она действительно появилась с огромным тазом свеженаготовленного хрустящего "хвороста". В этих условиях угощение казалось чудом и "хрустики" поражали и своим качеством, и количеством. Оба Аграновских нашу группу очаровали. Герман - невысокий, белокурый, с сияющими серо-голубыми глазами, выглядит гораздо моложе своих 50-ти лет. Людмила, ниже мужа и плотнее его, с обаятельной улыбкой и живыми, лучистыми глазами. От нее исходит задор и доброжелательность. И муж и жена оказались прекрасными рассказчиками. Запомнилась история со снятием вертолета с Западной вершины Эльбруса. В 1967 или 68 г. свалился наш вертолет при попытке совершить посадку. В скором времени должны были приехать японцы и снимать спуск на лыжах с Эльбруса. Было решено, что к их приезду вертолет должен быть либо отремонтирован, либо взорван. Петропавловцы сами вызвались произвести ремонт, так как среди них были и механики, и электрики и радисты, а главное, все они были отличными альпинистами. У вертолета был сломан хвост и погнулась лопасть, не считая мелких поломок. Около месяца работали Петропавловцы при температуре - 30 0 С. Спали в вертолете, в котором все промерзло, свистело и продувалось. Наконец ремонт был закончен и они с превеликим трудом смогли запустить двигатель! С приюта 11-ти за ними наблюдали вертолетчики. Когда они увидели, что лопасти отремонтированного вертолета вращаются, немедленно вылетел второй вертолет. Из него спустили летчика, он пересел в только что отремонтированный, и оба вертолета благополучно улетели. История почти невероятная, но Петропавловцы не похожи на лгунов. Познакомились мы "на костре" и с огромным, добродушным, восточного облика, доктором, который сделал операцию Оле и вставил пластинки в обе ноги. Запомнился еще тоже огромный с простецким лицом молодец Алик. Однажды при переправе через Мук-Су Людмила Семеновна забыла пристегнуться к веревке и ее понесло потоком. Алик бросился и спас ее. Еще запомнился очень худой, высокий очкарик Дима, по-видимому очень скромный, выносливый и надежный, так как участвовал во всех невероятных приключениях и сложнейших восхождениях. Совершенно очарованные мы уже после 23-х часов отправились домой. Луны нет, накрапывает дождик, полная тьма и мы долго преодолеваем 300 метров, отделявшие наш лагерь от Петропавловцев, не переставая восхищаться их командой. На следующий день сходили к Мраморной стене (вершина 2-ой категории трудности), поход не очень интересный, но оттуда прекрасный вид на Заалайский хребет. Ночью у нас заболел Алик и намеченный на завтра трехдневный поход заменили дневкой. Вечером к нам в гости пришли Аграновские. Завтра (16 июля) они уходят на 25 км. вверх по ущелью. Пойдут 10 человек с двумя лошадьми (для подвозки продуктов). Рассказывали о своей лыжной школе в Петропавловске. Они учат детей, начиная с 1-го года 7 мес., хотя официально разрешено с 9-10 летнего возраста. Они считают, что иначе не хватит времени для настоящего мастерства до поступления в ВУЗ и т.д. На следующий день мы готовимся к трехдневному походу. Алику удалось достать бензина у шофера приезжавшей в лагерь машины. Потом приехал с инспекцией Алая Севастьянов, заходил к нам, привез письма. Улеглись спать рано и утром 17 июля Изя устроил побудку в 5.30 утра, но оказалось, что никуда не идем. Алику ночью было плохо (боли в сердце, перебои), настолько плохо, что он даже решил ехать с Севастьяновым в Ош и уезжать в Москву. После общего обсуждения решили, что такое решение преждевременно. Уложили Алика досыпать и налегке пошли погулять вверх по Кок-Су. Нашли чудесное местечко: родничок немного ниже дороги, свежая трава вокруг, высокие, почти среднерусские березы. Посидели немного, но беспокойство за Алика погнало нас назад. Алик оказался в относительном порядке, лежал в тени на спальном мешке и читал. Успел померить в Алае давление (150/100), принял лекарство и договорился проверить еще. Вечером мы решили, что идем на ледник Левинской вчетвером, а Алик проводит нас до найденного нами "райского местечка". В 7 утра мы вышли, показали Алику наш родничок, но он пошел нас провожать еще на один переход. Несмотря на рюкзаки мы, четверо, идем легче, чем в первый выход. На подъемах вперед вырывается Изя, а на спусках я его догоняю. На привале измерили пульс: у нас с Юрой 76, у Марины 65, у Изи 70, а у идущего налегке Алика 96. Это его так напугало, что он безропотно согласился идти назад и провести остаток дня у родничка. Вскоре после наскальных рисунков начали крутой подъем по левому берегу речки Джугурташ. Подъем настолько крутой, что основательный обед организовать не удалось. Остановились на ночлег в 18.30, когда крутой подъем остался позади. Весь день мы были на солнце, с нетерпением ждали когда солнце зайдет за хребет, но как только это случилось, сразу стало холодно, поднялся ветер. Мимо нас прошла группа новосибирцев, вышедших на пик 50-летия Узбекистана. Мы проспали до 8-ми, вышли в 9.20, оставив палатки и даже котелки на месте ночевки. Поднимаемся в основном вдоль берега Джугурташа. Иногда приходится перепрыгивать с камня на камень, переходя через боковые притоки. Ледника достигли через 2 часа. Вышли в том месте, где из-под него аккуратненько вытекает Джугурташ. Никакого льда на леднике нет, есть ложе ледника, заваленное камнями. Идем по леднику. Вокруг царство камней и осыпей, вид безрадостный, но очень своеобразный. На наших глазах группа новосибирцев быстро поднялась по осыпям и снежникам в верхний цирк. Ходят альпинисты раза в два быстрее нас. Когда я, следя за их подъемом, это констатировала Юрка сказал, что ему противно от его собственной несостоятельности и наверное ехать в горы не следовало. Я взорвалась и рявкнула что-то вроде: "Ну и сидел бы себе на печи". Действительно у меня совершенно нет такого чувства и я получаю от гор полное удовольствие. Мы же и не собирались заниматься альпинизмом. Я люблю горы, я люблю смотреть на них и люблю до сих пор ходить по ним и находиться среди них. Я благодарю судьбу, Виталия и тебя, за то что в свои 65 лет, я снова на Памире. На мою горячую тираду, Юрка пробормотал что-то примирительное. К нашему ночлегу мы спустились за 1.15м., а по-моему могли бы спуститься и быстрее. Уже подходя к лагерю по мокрой лужайке, прыгая с кочки ни кочку, я поскользнулась и плюхнулась в грязь. Видик тот еще! Вернулись к палаткам в 15.30 и я сразу же занялась стиркой брюк и мне пришлось часа полтора просидеть около сохнущих брюк. В 18 ч. начали готовить на "Шмеле" полный обед-ужин с супом, рыбными консервами и даже киселем. Наелись как удавы. Хорошо бы погулять перед сном, но тут не погуляешь, и мы долго беседовали стоя, выжидая время, когда прилично и допустимо лечь спать. И тут Юрка произнес совершенно не свойственные ему слова: "Я был не прав". В 20.30 мы уже были в спальных мешках. На следующее утро в 8 ч. мы уже начали спуск, в 9 с небольшим были в ущелье Кок-Су, а в 11 мы уже подошли к нашему родничку и залегли там блаженно попивая воду и заедая ее сухими фруктами. За последние жаркие дни происходило, по-видимому бурное таяние и вода в Кок-Су превратилась из молочно-белой в грязно-серую. Проверили пульс, у всех вполне приличный. В общем вниз не вверх! Но сегодня утром мы с Мариной проснулись совершенно заплывшие, глаз почти не видно. Изя и Юра шутили, что сейчас мы представляем собой идеал киргизской красоты: "лицо много, глаза мало - очень красиво". Алик нас у родника не встретил, как мы ожидали, и просидев часа полтора мы тронулись домой и почти сразу увидели Алика, бодро идущего навстречу. Сказал, что чувствует себя прилично и в доказательство отобрал у Марины рюкзак. Рассказал по дороге новости, к сожалению печальные: в группе Кавуненко при восхождении на пик Ленинград уже на спуске, на высоте 5800 умер альпинист Медведев. Он с Кавуненко одного возраста, говорил, что в горы идет последнее лето. Лучше бы не пошел! С отъездом неопределенно. 22-го июля (сегодня 20-ое) уезжают красноярцы, их очень много и пристроиться вряд ли удастся, 23-го уезжают одесситы, едут на Луковую поляну, то есть фактически туда куда нужно нашей тройке; мы даже обсудили не поехать ли всем, ведь Изе с Мариной интересно посмотреть на международный лагерь. А мне Алик принес письмо от Наташки от 14/ VII и я на время потеряла интерес к здешним делам и новостям; остаток дня все провели в хозяйственных делах: мылись, стирали, что-то зашивали, что-то укладывали. Наконец-то мы дождались плохой погоды. К вечеру окрестные горы заволокло тучами, начал накрапывать дождик, а когда после 10-ти мы улеглись спать, дождь пошел настоящий - мелкий, но спорый. Утро 21-го июля серенькое, но без дождя. Изя с Мариной решили ехать на Луковую поляну, если их кто-нибудь возьмет, так что может статься, что сегодня мы с ними расстанемся. А Алик решил пойти гулять, чтобы убедиться в том, что он еще способен ходить после стольких дней бездействия. Мы с Юрой конечно идем с Аликом, а Марина с Изей остаются, чтобы окончательно собраться и в любую минуту быть готовыми к отъезду. Внизу в долине Кок-Су все в какой-то мгле: то ли пыль, то ли туман. Солнца нет, но духота, как перед грозой. Вышли в 12.30; перешли по мосту на другую сторону Кок-Су. Хотим дойти до гребня и заглянуть в Алайскую долину. Поднимаемся по крутому склону правого берега потока, впадающего в Кок-Су без тропы. Ущелье густо заросло травой и кустарником, попадается и арча. Потом пошли снежники, чем выше тем чаще и больше. В конце концов поток весь пропал под снежником и мы перешли по нему на хорошую тропу левого берега. Когда смотрим вверх кажется что вот-вот будет верх хребта и откроется вид на другую сторону. Однако мы поднимаемся выше и выше, появляются уже какие-то вершины с другой стороны Алайского хребта, но дальше все те же снежники и крутые склоны. Наконец мы увидели вдали нечто вроде цирка, но уже 15.30, пора возвращаться. И вдруг вдали на снегу показались движущиеся точки. Туры? Пока мы спорим, двигаются они или нет, через снежник начали перекатываться целые потоки этих точек. Наши "туры" оказались передовым отрядом отары овец. Зрелище красивое: овцы, сопровождаемые всадниками, перекатывались через снежное поле и начали растекаться по зеленому склону противоположного склона ущелья. Мы постояли, полюбовались и "ссыпались" вниз, иногда глиссируя по снежникам. Внизу по дороге "домой" зашли к камчадалам, но застали только Олю, девочку Вику с отцом и Алика. У камчадалов срывается поездка на Фортамбек и восхождение на какой-то шеститысячник, так как кто-то вовремя не приехал. Домой пришли в 17.15. Марина встретила нас роскошным обедом с оладьями. Весь вечер просидели у себя, время от времени спускаясь к начальству узнавать когда кто уезжает, но легли спать так ничего и не узнав. Утром 22 июля мы все пошли провожать Изю и Марину. Грузятся краснодарцы, но судя по тому какая куча грузов скопилась около трехтонной машины, надежды на отправку мало. Сидим, ждем и наблюдаем, как постепенно тает она, исчезая в недрах машины. Краснодарцы работают квалифицированно, не только погрузив всю груду в машину, но одновременно и убирая свою территорию. Началась погрузка людей. Как ни странно все погрузились и, как будто, даже удобно, нашу Марину Ахтырский (начальник краснодарцев) даже усадил в кабину вместе с какой-то девицей. Вот и все - в 9 ч. машина тронулась, а мы, осиротевшие, пошли снимать наш лагерь. Пошел дождь, мы забрались в палатку. Осталось много продуктов, завтра отдадим лагерю, а огурцы Алик понес камчадалам. Алик вернулся с новостью: при подъеме на безымянную вершину мальчик вывихнул ногу и наверх вышли спасатели с камчатским доктором и семью одесситами. Значит рано утром мы точно не уедем, но на всякий случай легли спать в 9.30. Утром 23-го июля встали в 7.30. Позавтракали и без спешки начали собираться. Что-то зашиваем, что-то укладываем в коробки. Я пошла сдавать Кате на кухню оставшиеся продукты. Катя рассказала мне, что в мае она закончила МИИГАИК (Наташкин институт) и распределена в экспедицию в Хабаровск. В результате возни с вещами у нас с собой 3 рюкзака и 4 коробки. В 11ч. 20 мы сидели у себя на чисто убранной площадке на упакованных вещах, только палатку на всякий случай не снимаем. Едем мы с одесситами на лагерной машине, но не до Ачек-Таш, а только до Дараут-Кургана. Около 12-ти шофер Рахим подал машину под погрузку и усадил меня рядом с собой в кабину. Сказал, что у него плохо с бензином, надеется выпросить у кого-нибудь в Дараут-Кургане. В 13ч. машина трогается. Прощай Алай! Началась вторая часть нашего путешествия: турне по трем международным лагерям.

2. Международный лагерь Ачек-Таш

Дараут-Курган - Ачек-Таш

Лагерь Ачек-Таш

В Дараут-Кургане Рахиму заправиться не удалось и мы поехали дальше. И тут внезапно налетел Афганец. Все закрылось темными тучами, впереди поднимаются столбы пыли. Ветер в считанные минуты достиг такой силы, что с трудом можно открыть дверцу машины. Мне-то хорошо в кабине, а каково моим ЮрАликам и всем в кузове? Никакие плащи не спасали, а лица у всех превратились в серые маски. Километрах в 20-ти от Дараут Кургана мы наконец заправились. К 16-ти часам доехали до селения Кашка-Су, очень убогого, но со столовой и даже гостиницей. Стали обсуждать где же нам ночевать и тут рядом с нами остановился козлик, а в нем Самохвалов, направляющийся на Луковую Поляну (совсем близко за Ачек-Таш). Самохвалов любезно предложил подвезти нас, так как с ним всего два человека. Не веря своему счастью мы прекрасно разместились в козлике со всеми своими "бебихами" и уже в 17ч. ехали в Ачек-Таш: сначала пересекли Алайскую долину, потом несколько "саев" и вот мы уже поднимаемся к лагерю. Проехали несколько неказистых юрт и вдруг перед нами открылось что-то большое, яркое, с трепещущими на ветру разноцветными флагами. В 18ч.20м. мы остановились у домика дирекции международного лагеря. Небо затянуто облаками, моросит дождь и очень холодно. Это не теплый Алай; мы быстро сгрузили вещи, поблагодарили и простились с Самохваловым и побежали греться в домик. Встретили нас очень приветливо, у Алика сразу нашлись знакомые (двое даже из Дубны). Мне лагерь показался неуютным, но живописным. Огромная поляна, на ней четыре ряда ярких двухцветных больших палаток, два ряда с одной стороны, два с другой. Между ними расстояние пошире, образующее как бы главную улицу, на которой ряд флагштоков. В высоте полощутся разноцветные флаги стран, альпинисты из которых находятся здесь. Кроме нашего красного и флага Киргизии, я насчитала 14 флагов. Этот ряд трепещущих в высоте разноцветных флагов составляет главное украшение лагеря. Если добавить вид на царящие над всем этим величественные белоснежные гиганты: пик Ленина и пик 19-го партсъезда, то впечатление получается грандиозное. Нам отвели палатку в ряду тренерских, а за нами еще два ряда полудаток для обслуживающего персонала. Тренерские палатки и палатки международных альпинистов просторные и удобные. Сама палатка внутри, а над ней тент, образующий перед палаткой тамбур, в котором и сидеть можно, и вещи держать. Высота лагеря 3400 м (на 600 м. выше Алая), но холод здесь по сравнению с Алаем лютый. Я отметила и значительное неудобство этого лагеря: все туалеты расположены со стороны въезда в лагерь, бежать туда с другого конца лагеря не меньше 200 метров, почти как от наших палаток до основного лагеря в Алае. В наш первый день в Ачек-Таш (24 июля), мы осматривали лагерь. Поднялись на могилы парашютистов и 8-ми девушек, трагически погибших на женском восхождении на пик Ленина в 1974 году. Осмотрели общий могильный камень (огромная глыба) погибших здесь альпинистов и дошли до Луковой поляны, вернее до ее высоты, так как сама поляна на другой стороне речки. Вернулись к обеду (14 часов), после чего мужчины легли спать, а я сходила помыться в душ. Мылись немцы. Оказывается "проклятые капиталисты" моются вместе (и мужчины и женщины) и мне пришлось мыться в трусах и лифчике, но они то, окаянные, мылись при этом в чем мать родила. Потом я писала дневник и еще мне пришлось готовиться (вспоминать) к рассказу о нашем неудачном первом восхождении на пик Корженевской. Во время утренней прогулки мы познакомились с чехом, хорошо знающим русский язык. Разговорились, и Юрка "брякнул" о моем участии в Памирской экспедиции 1937 года. Оказалось, что этот чех пишет книжку по альпинизму, поэтому я с моим 1937 годом очень его заинтересовала. Он уже интервьюировал многих наших "тигров", а теперь он с магнитофоном пришел в 18 часов к нам и мы с ним просидели до ужина. Но, к сожалению дело этим не ограничилось. Каким-то образом молва об этом распространилась и после ужина ко мне подошел тренер Миша Плышевский и предложил выступить вечером перед тренерским составом. Я не люблю и не умею повторяться. Я и сейчас восхищаюсь лекторами, которые могут с интересом и воодушевлением выступать много раз подряд с одним материалом. По этой причине я хотела от выступления увильнуть, но мои мужчины строго приказали "не кочевряжиться". Собрались у доктора в медчасти, у того самого доктора, лекцию которого о гипоксии мы слышали в Оше. Сначала я рассказывала, потом отвечала на множество вопросов, особенно интересовался Виктор Власов. Прошло очень живо, были такие, которые будто сами решили пойти на Корженевскую нашим, а вернее Угаровским путем. Потом пили чай и незаметно наша встреча превратилась в музыкальный вечер: пели под гитару Аликова знакомая, переводчица Мадина из Дубны с Толей. На следующий день мы задумали пойти на первую ночевку при обычном восхождении на пик Ленина из Ачек-Таш (4350 м.). До Луковой поляны мы подъехали на "газике" вместе с австрийцем, который отстал от своей группы из-за проблем с сердцем. Отдохнув 2 дня в лагере он решил идти на пик Ленина один и поэтому был с тяжелым рюкзаком. Мы, чтобы идти налегке, собираемся вернуться в тот же день и при этом поспеть к ужину. Нас предупреждали, что это будет нелегко, но мы решили попробовать, так как Алик чувствует себя прекрасно. От Луковой поляны тронулись в 10 часов утра. Там сейчас стоит пустой лагерь красноярцев и лагерь Алма-атинских армейцев (первые 52 человека Ильинский уже сводил благополучно на пик Ленина). Сначала идем по крутой, но хорошей тропе, а затем нуднейший подъем на перевал по размокшему глинистому склону. На перевале были в 12, австриец все время идет вместе с нами. С Аликом они живо болтают, а я объясняюсь на корявом и почти забытом немецком, причем он меня прекрасно понимает, а я его нет. Спуск крутой, а ведь придется на него подниматься. К 13-ти часам вышли на ледник, по которому предстоит подниматься 5 км. с небольшим подъемом. австриец знает дорогу по леднику, поэтому мы идем за ним, хотя дорогу он выбирает отнюдь не идеально и разбрелись по леднику кто куда. Я иду за австрийцем, но с учетом всех его ошибок. Так дошли до лагеря 4350 м., но к палаткам подходить не стали. Остановились поесть: мы кормили австрийца, а он поил нас удивительно вкусным напитком, который получался из обыкновенной ледниковой воды и незнакомого нам порошка. Пожелали австрийцу успеха и он ушел к палаткам создавать себе ночевку. Мне за него страшно, какой-то он недоделанный, нельзя ему идти одному. Посмотрели в бинокль Юры, как спускаются с пика Ленина краснодарцы по такой нахоженной тропе, что она напоминает траншею в снегу. В 16.30 начали спуск. Нам еще пришлось у Луковой поляны переправляться через речку с камня на камень. Мы опоздали к ужину всего на 15 минут и этого даже никто не заметил. Мы были даже горды собой, что сумели сходить за один день. А главное, Алик чувствует себя прекрасно, все его страхи остались в Алае. Скорее меня беспокоит Юра, он почти ничего не ест. Спали как убитые, но я таки принимала на ночь и корвалол и седуксен. Третий день в Ачек-Таш (26 июля) мы отдыхали, писали письма, сидели в спорткомитете, рассматривая карты и кроки маршрутов. Начальник лагеря Бобров спросил не скучно ли нам, но мы заверили его, что жизнью вполне довольны, но в душе я с ним согласна, день сегодня скучный. Было только приятно узнать, что здешняя переводчица Ира прекрасно знает Надю Ратнер, дружна с Розой и живет рядом с ними на даче. Мне удалось все-таки выпроводить мужчин в баню, но они вернулись разочарованные, так как обнаженных немочек в их компании не обнаружилось. Перед ужином вдруг налетел ветер, повалил снег и стало холодно. Погода здесь так быстро меняется, что даже в туалет без куртки ходить рискованно. 26 июля мы с Аликом пошли на хребтик пика Петровского с целью опробовать ботинки с трикоянми, не разучились ли мы в них ходить? Юра с нами не пошел. Он, видите ли, не любит бесцельных прогулок. Если в Алае был совсем плох Алик, то сейчас захандрил Юра. Никуда ему не хочется, предпочитает сидеть в лагере. А мы с Аликом убедились в том, что ходить в ботинках с триконями мы еще можем (мне пришлось одеть 5 пар носок, из них 3 пары шерстяных). Чтобы не корячиться по очень крутому подъему на глазах у лагеря, мы отошли подальше и поднимались не торопясь. На хребет вышли в 11.40м. и пошли вдоль него. К сожалению весь Алайский хребет затянут мглой, не иначе опять по долине "Афганец" дует. Зато хорошо виден пик Петровского (4900 м.), снежная вершина с ледовыми сбросами на ледник, а из-под ледника красная речка вытекает - достойный приток Кзыл-Су. Отсюда можно вылезти на гребень пика Петровского, нужно только пройти небольшой участок крутого снега или льда. Тренеры говорили, что там необходимы кошки. Опять налетел холодный ветер и мы быстро ссыпались вниз и в 13.40 были в лагере. За обедом встретили нашего австрийца. Оказывается дальше 1-ой ночевки он так и не пошел. Вся их группа спустилась, так и не дойдя до вершины из-за болезни одного из участников. Завтра мы собираемся покидать Ачек-Таш, здесь не ходя на настоящие восхождения, гулять почти негде. На вертолете прилетели знакомые Алика: сын Горбунова и Антонов-Романовский. Они тоже собираются слетать на Язгулем и Фортамбек, а потом пешком спуститься по Бартангу. Весь следующий день фактически сидим на рюкзаках и ждем вертолета. Он уже совершил два рейса, следующим должны лететь мы вместе с алмаатинцами и доктором. Вертолет прилетел в 12, но пилоты сказали, что все хребты затянуло облаками и они могут лететь только в Ош. Бобров уговорил их остаться в лагере, а с утра нужно обязательно доставить продукты в Язгулем, а алмаатинцев - на Бивачный. Так мы и просидели весь день в лагере и только после ужина сходили погулять вниз по ущелью. На следующий день встали в 6 утра и без завтрака поспешили к вертолету. Машины не было и пришлось тащить все грузы к вертолету самим. Когда я пыхтя бежала с рюкзаком и коробкой в руках, меня догнал Овчинников, забрал рюкзак и шутя сказал: "Ну вы еще молодец. Хотите мы устроим вам восхождение на пик Ленина? Понесете рюкзак с одним спальником, остальное возьмут тренеры. И будет у нас сенсация - женское восхождение в 65 лет?" Я смеясь ответила, что это только видимость, ни на что я теперь не годна. В 6ч.45 м. мы уже сидели в вертолете вместе с доктором Валерием Михайловичем и двумя алмаатинцами. Мы покидали Ачек-Таш с благодарностью, но без особого сожаления.

3. Международный лагерь Язгулем.

Лагерь Язгулем.

Полет незабываемый. Сначала полетели вниз к Алайской долине, потом вдоль нее чуть ли не касаясь склонов снеговых гигантов. Мы переползаем от одного иллюминатора к другому. Перелетели перевал Терсагар. Летим на высоте 5500. Вот показался пик Коммунизма, величественный и кажущийся недоступным. А вот внизу ровная, белоснежная, длиннейшая лента ледника Федченко. Диву даешься сколько же здесь снежных гигантов. Но вот Юра толкает в бок: внизу видны крохотные серые палатки какого-то лагеря, а почти рядом яркие палатки. Это, конечно наша цель - международный лагерь Язгулем. Мы и ахнуть не успели, как вертолет, быстро теряя высоту, уже опустился в лагере. Быстро выкинули из вертолета продукты и нас с нашими вещами. Из палаток выскочили заспанные альпинисты Студенина, только вчера вечером вернувшиеся со стены пика Революции, а вертолет уже повернулся и покатил, а люди бегут, пихают какие-то вещи. Вся стоянка заняла не более 7-ми минут, а мы долго еще следили за маленькой стрекозой, быстро набирающей высоту и наконец исчезнувшей за хребтом. Мы совершили посадку в 8 утра, то есть летели всего 1ч.15 минут.

Язгулемский лагерь намного проще Ачек-Таш и настолько же симпатичнее. Расположен он на высоте 3700 м. Внизу в центре лагеря стоит огромная зеленая палатка: столовая и клуб одновременно. За ней соединенная навесом еще палатка: кухня. Яркие, но несколько другого фасона, чем в Ачек-Таш палатки, стоят в два яруса. Нижние для иностранцев, верхние для тренеров, администрации и обслуживающего персонала. Нам отвели палатку среди тренеров. Не успели мы занести вещи в палатку: гонг на завтрак и не успели мы сесть за стол, как все выбежали встречать чешско-русскую группу, и среди них Эдик Мысловский - альпинист №1, или около того. После завтрака мы до 10.30 занимались оборудованием палатки, ликвидировав внутреннюю вставку, так как втроем в ней было бы тесно и неудобно. Теперь мы хозяева огромной палатки, в которой могли бы улечься человек шесть, и стоять можно в полный рост. Не могу нарадоваться на моих мужчин. Юра торопит всех, погода прекрасная, нельзя терять времени. В 10.35 мы уже идем по направлению к пику Революции. Говорят, часах в 3 ходьбы от лагеря там есть большое озеро. Несмотря на то, что тропа поначалу маркирована, мы ее через некоторое время потеряли и с довольно противных осыпей спустились на ледник. Он тоже оказался не очень гостеприимным и в одном месте Юра для всех нас даже вырубал ступени во льду. Проплутав по леднику мы кое-как "вздрючились" обратно на осыпь и сразу нашли тропу. К сожалению до обеда оставался только час, пришлось повернуть назад. Потом мы узнали, что на осыпи есть одно противное крутое место, который каждый проходит как может - там-то мы и потеряли тропу. К обеду не опоздали. За нашим столом сидят все русские, включая и обслуживающий персонал, а также чехи. Здесь, как и в Ачек-Таш, у поваров и кухонных мужиков высшее образование, впрочем есть и один настоящий официант. До вечера уже никуда не ходили, очень устали за нашу 4-х часовую прогулку; по-видимому перелет на вертолете тоже является нагрузкой. Я немного постирала, ЮрАлики немножко полежали, обсуждая дальнейшие маршруты в Язгулеме. Нам здесь очень нравится и мы готовы оставаться хоть до 3-го августа. Во время ужина вернулись с восхождения на пик Революции два чеха, знакомые еще по Ачек-Таш, в том числе полковник, заставлявший меня рассказывать про 1937 год. Чехи рассказывали, что вышли на восхождение вчера утром. Нам это показалось невероятным, как никак, а высота пика Революции 6974 м., почти семитысячник. Эдик Мысловский быстро рассеял наши недоумения: оказывается, лазал только полковник и притом на какой-то безымянный пупок. На второй день (30 июля) мы решили подняться на какой-нибудь пупок и как следует осмотреть окрестности. Погода отличная. В 10ч. мы вышли в ущелье Ляп-Назар. Поднимались долго по ущелью, потом выбрали себе вершину, осмотрели ее как следует, наметили путь, поели и в 14 часов начали подъем сначала по крутому осыпному склону, потом по снежникам. По глубокому размякшему снегу мы поднимались долго. Потом Алик углядел язычок осыпи, доходящий почти до нашей вершины, и перешел на эту осыпь. Я, как всегда, на длинном крутом подъеме пыхтела, как паровоз, и от всех отставала. Технических сложностей, на которых можно задержаться и чуть-чуть отдохнуть, не было, знай топай шаг за шагом. Поднимались больше полутора часов и вот я уже вижу наверху торжествующего Алика, а вскоре и Юру; я же приползла на вершину минут на десять позднее. Поднимались не зря, вид с вершины, представляющей собой коротенький гребешок, потрясающий. Я быстра пришла в себя, расчесала мокрые, слипшиеся волосы и присоединилась к осмотру. Откуда-то появились новые красавицы-вершины и даже совершенно новые цирки и ледники. Алик нашел даже на вершине 2 записки: одну 1977 года и одну этого года - днепропетровцев, которые стоят лагерем рядом с нашим международным. Одни классифицируют вершину, как 2А, другие, как 1Б. Все это, конечно, ерунда, но очень приятно, что мы все-таки доползли туда, куда наметили, хотя и очень устали. Присоединили к имеющимся свою записку с указанием нашего суммарного возраста 193 года (67, 65 и 61). Из записок узнали, что высота нашего пупочка 4750м., то есть мы поднялись над лагерем практически выше 1000м, для нас не так уж и плохо. Ай да мы! Посидели, отдохнули, закусили, полюбовались еще и сглиссировали вниз за 20 минут. И дальше вниз мы старались выбирать путь по снежникам. Дошли до крутой морены, на которую, увы, надо было подняться, но и для подъема нашли подходящий снежник (почти твердый), а уж поднявшись на нее, мы почувствовали себя дома. В лагере были в 18.40 так что перед ужином успели помыться, переодеться и навести красоту. После ужина, как здесь принято, довольно долго сидели за столом и "трепались" обо всем понемногу. Здесь есть чех Миша, он два раза поднимался на восьмитысячники: на Нанга-Парбат и на Макалу. Он добродушнейший великан, но восьмитысячники не дались ему даром: выглядит старше своих лет и заработал сильнейшее расширение вен на ногах. Легли спать в 22 ч., но все долго не могли заснуть.

На следующий день (31 июля) на небе опять ни облачка. Чех Миша шутит, что это мы привезли такую погоду. Решили пойти вниз по ущелью до пересечения с ущельем, ведущим к Ляп-Назару. Оттуда хорошо видна стена пика Революции, по которой сейчас должны подниматься поляки. Туда же уже вышли чех Миша со знакомым нам маленьким чехом и две девушки. Мы их догнали в коше, где они с удовольствием пили айран, угостили и нас. Когда мы дошли и начали подниматься вверх по ущелью к Ляп-Назару, я поняла, что айран мне пить не следовало. Меня мутило, выступил холодный пот, ноги дрожали. Какая же я дура, ведь еще в далеком 1934 году я знала, что перед подъемом мне нельзя пить или есть ничего молочного, впрочем за 45 лет можно и позабыть. Юрка давно ускакал вслед за Мишиной группой, а я еле волочила ноги. Умоляла Алика уйти вперед, боясь, что меня "вывернет", но Алик меня не покидал. Подошли к хребтику, с которого видна стена, где нас ждал Юра, и решила дальше не идти, итак к лагерю предстоит подниматься еще часа два. Чехи с девушками пошли дальше, а мы потихоньку двинулись обратно вверх к лагерю. Вскоре меня моя хворь отпустила и какое-то время мы шли нормально, но на жаре немного "размяк" Алик и мы стали подниматься медленнее. Перед лагерем нас задержала переправа через речку. Утром мы легко перепрыгнули все ее рукава, не замочив ног, а сейчас после жаркого дня один рукав пришлось переходить "по-таджицки", причем мужчины даже сняли брюки. Вернулись в лагерь в 15ч.15м, к обеду опоздали, но нам заботливо были оставлены наши порции. До ужина блаженно отдыхали, а после ужина опять в большой палатке задержались. Здесь принято после ужина вести беседы. Иногда частные (вдвоем, втроем), иногда общие разговоры и рассказы. Больше всего рассказывает Эдик. Он очень просто умеет рассказать о невероятных историях большого альпинизма. Довольно много и интересно рассказывает Алик (что бы мы без него делали?), а мы с Юрой больше слушаем и открываем рот только когда к нам обращаются.

1-ое августа, четвертый день нашего пребывания в Язгулеме. Опять жара, опять ни облачка на небе. Решили все-таки дойти до озера под пиком Революции. Предупредили, что к обеду не вернемся. В лагере народа мало - югославы ушли на пик Революции, заместитель главного тренера (сам Иванов сейчас на стене пика Революции) Маслюков ушел с поваром не ближайшую, но довольно серьезную "сухую гору". (Сухая потому что маршрут на нее чисто скальный). В лагере остались четверо чехов, мы, Эдик, доктор, радист и три девушки. Еще утром вернулись с восхождения Юра Бородкин с чехом Миланом (они ходили на очень красивую, но пока безымянную вершину). Мы вышли из лагеря в 9.45. Пошли тем же путем, что и в первый день, но с учетом всех ошибок. Идем легко, но все рано медленно. От того места, с которого мы вернулись прошлый раз, до озера шли еще почти 2 часа. Озеро спряталось в самом конце цирка, там где от стены с пиком Парижской Коммуны и другими расходятся в обе стороны языки ледников. К воде с обеих сторон подходят снежники, но вода сравнительно теплая. Мы с Аликом с наслаждением моемся, а бесстрашный Ведеников даже выкупался. Мы пришли к озеру в 14.45., т.е. добирались до него целых 5 часов. Просидели с огромным удовольствием до 16.15, а потом без особых приключений и, наконец наверное, совершенно правильной дорогой, вернулись в лагерь в 18ч.40м. Радист сообщил, что завтра в 14 часов нас заберет вертолет в лагерь Фортамбек и чтобы мы из лагеря никуда не уходили.

Вот и настал наш последний день в Язгулеме. С утра помылись в местной бане (большая палатка с газовой плитой) и приготовились к отъезду. Погода опять чудесная, лагерь скоро должен эвакуироваться, а тренеры шутят, что наконец-то пришло лето. Метеоролог Света с помощью Эдика запускает в небо шарик, и он, несмотря на ветер уходит почти вертикально вверх. Обед устроили пораньше и он был очень торжественным: подано 2 бутылки вина и фирменный напиток "Язгулем" на базе ананасного сока с добавлением спирта. Произносили прощальные тосты - Эдик, как заместитель начальника лагеря, Алик, чех-полковник. Когда чех-полковник вспомнил мое интервью о 1937 годе, Эдик обратившись ко мне сказал: "Надо же, а я то в 37 году только "уа, уа" еще говорил, из чего я поняла, что он рождения 1937 года. Надо сказать, что Эдуард Викентьевич Мысловский за этот короткий период знакомства произвел на меня впечатление простого и очень хорошего человека. Буквально через несколько минут после прихода с восхождения, я уже встретила его несущего на коромысле два ведра родниковой воды для кухни; а как он сегодня помогал Свете запускать шарик? Когда мы вышли из столовой уже слышался шум вертолета. С вертолетом прилетели Горбунов и Антонов-Романовский на смену нам. Все группы уже спускаются, только поляков еще не слышно; скоро лагерь опять наполнится. Прощай Язгулем, самое светлое наше Памирское воспоминание!

4. Международный лагерь Фортамбек и возвращение в Ош

Лагерь Фортамбек. лагерь Ачек-Таш. Ош.

Вертолетный перелет Язгулем - Фортамбек ошеломляет. Задняя стенка вертолета почему-то снята и отверстие затянуто крупной веревочной сеткой. При взгляде через эту сетку горы кажутся как-то особенно близкими. Долго набирали высоту в Язгулеме и видели все знакомые вершины с совершенно разных ракурсов. Я сняла с вертолета даже озеро под пиком Революции. Летим в основном на высоте 5700, но при подлете к Фортамбеку набираем высоту. Пролетели около южной стены пика Коммунизма, совсем рядом с Корженевской, пролетаем над фирновым плато и начинаем спускаться к Фортамбеку. Летим мы около 2-х часов. Вылетели из Язгулема в 14.45м, а приземлились в Фортамбеке около 16 часов. В Фортамбеке вертолет заправлялся горючим и забирал чехов, так что стоянка была довольно длительной. Мы выгрузили наши вещи, оттащили от вертолета и сложили около человека, одиноко сидящего на камне и меланхолически прикладывающего какую-то желтую мазь к своим израненным пальцам рук. С тем же меланхолическим видом он сообщил, что он начальник лагеря Фортамбек, спросил не академики ли мы и заодно сообщил, что он сегодня вернулся с восхождения на пик Коммунизма с ледника Беляева. Он хотел бы знать что мы собираемся здесь делать и долго ли пробудем. Встреча получилась не очень теплой. Однако несмотря на то, что Валерий Семенович Путрин сказал нам, что свободных палаток у него нет, приблизительно через 40 минут, мы были обладателями большой палатки в инструкторском ряду, а еще через 40 минут он сам пожаловал к нам в гости. По-прежнему не очень понимая зачем мы прилетели, он был на это раз значительно приветливее и гостеприимнее. Рассказывал о восхождении, о лагере, о тренерах. Ходили они на пик Коммунизма с Бажуковым, Новоротиным и еще с кем-то. Оказывается на плато (5100-6100) почти постоянно есть кто-нибудь из тренеров, которые сообщают в лагерь обо всех событиях. Мы с вертолета видели на плато лагерь из 8-10 палаток. Это иностранцы, они уходят на вершину, не снимая лагеря. Наши знакомые Севастьянов и Овчинников, прихватив с собой здешнего врача и еще 5 человек, ушли на Корженевскую по нашему (вернее Угаровскому пути). Собираются траверсировать пик с выходом на Пыльную поляну. За ужином сидели за одним столом с вернувшимися восходителями и с уважением глядели на их израненные руки. Они взошли на вершину только на десятый день. Погода была плохая, стена тяжелая и досталось им изрядно. ну а что же можно сказать о лагере? Расположен прекрасно. Большая травянистая площадка в двух ярусах. Палатки столь же яркие, как в Ачек-Таш, расположены на склоне морены, отделяющей поляну от ледника Фортамбек. Вид с поляны во все стороны фантастический. С одной стороны колоссальная стена скал пика Куйбышева, с другой трамплинный ледник, высыпающий время от времени гигантские лавины, а за трамплинным ледником, чуть проглядывается вершина пика Коммунизма. В 1939 году с трамплинного сошла такая лавина, что всю поляну покрыло снегом, а палатки повалило. За ледником Фортамбек высится огромная, в основном снежно-ледяная стена с пиками Ленинград, Бородино, Е. Абалакова. А сзади наверху огромные пики Москва и 30-летия Советского государства. И только с одной стороны, куда обращен выход нашей палатки, противный осыпной склон, по которому можно подняться на местный панорамный пункт - гору "Белый Камень", высотой более 5000 м. Если внимательно смотреть на склон, то можно заметить, как-то тут, то там вырастает маленький столбик - это вылез сурок и стоит неподвижно, только головка его вертится, оглядывая окрестности. В хозяйственном отношении лагерь уступает Ачек-Таш и даже Язгулему. Кормят не так вкусно, палатки поставлены кое-как, на камнях, так что пришлось подложить под себя все мягкое что у нас есть.

На следующий день никуда не идем. Ночью у Алика сильно разболелась голова и он совсем не выспался. Юра тоже киснет, хочет домой (его дочка Лена должна вот-вот родить). Выходит, что Путрин был прав, мы сами не очень хорошо знаем зачем прилетели, предприняли даже безуспешную попытку поменять наши билеты с 12-го на 9-ое августа. К тому же и погода портится, то с одной стороны ползут облака, то с другой. Трамплинный ледник выдал большую лавину, но до поляны она все же не добралась. Пошли гулять вверх по ущелью, но совсем недалеко и вернулись за час до обеда. После обеда мужчины залегли, а я немного порисовала карту, немного почитала, теперь пишу. Растолкала своих лентяев и только мы собрались гулять, как пришел Бажуков и мы просидели и проболтали до ужина. После ужина погуляли минут 40 до темноты и уже в 9 “повалились”. Алик принял на ночь седуксен и спал хорошо, а я ночью проснулась от шума дождя. Это, конечно, не кавказский ливень, но стучит по палатке долго и монотонно, не прекращаясь. И на следующее утро (4-го августа) дождь. Мы с Аликом опоздали к завтраку, а Юрка вообще не пошел, утверждая, что у него сегодня разгрузочный день. Алик пошел к врачу мерить давление. Все группы, которые на высоте, отсиживаются, в том числе и Овчинниковская на Корженеве, где-то там где была и наша последняя ночевка, и откуда спускали заболевшего Володю Науменко. У Алика давление 140/90, дождь притих и мы пошли на прогулку вниз, в сторону ледника Москвина. Сначала идет хорошая тропа, потом теряется, хорошего выхода на ледник не видно. Тем временем облака разошлись, выглянуло солнце и сразу стало жарко. Постепенно раздеваясь тихонечко пошли в лагерь. В нынешний вертолетный век тропа, по-видимому никому не нужна. Ходить с рюкзаками, без тропы, вылезать на ледник нам уже не хотелось и мы твердо решили из Фортамбека ограничиться выходами налегке. Группа поляков, спустившаяся с Корженевской уже два дня сидит у озера и ждет вертолета, даже не думая возвращаться в лагерь пешком. На плато покалечились три немца пока не ясно смогут ли они идти или их надо будет тащить. После обеда мы повалялись и поболтали в палатке, но скоро мужчины “вошли в режим”, то есть задрыхли, а я пошла в одиночестве вверх. Дошла до места где мы были в первый день и стала подниматься вверх по хорошей твердой осыпи вдоль ручья. Очень хотелось найти хороший путь к Белому камню, чтобы завтра уговорить всех сходить на этот панорамный пункт. Увы, не нашла и к ужину спустилась. За столом Алик разговорился с нашей соседкой по столу. Это миловидная молодая женщина с двумя маленькими детьми, сотрудница медико-биологической экспедиции Машкова ( и кажется его жена?). Экспедиция несколько лет вела научную работу на плато, бывало, что жили там по 20 дней. Она считает, что на плато можно акклиматизироваться и жить подолгу, но это не было их целью. Судя по исследованиям доктора Валерия Михайловича Балагина и трагическому эпизоду с Хохловым, это все-таки не так, а может быть экспедиция базировалась в нижней точке плато, где высота 5100м., а высокая его точка, где по-видимому была группа Хохлова, 6100 м. Разница очень существенная. Сейчас экспедиция не действует и прелестная дюшамбинка занимается инвентаризацией. На следующий день (5 августа) несмотря на неустойчивую погоду в 8ч. утра прилетел вертолет и высадил группу иностранцев из Ачек-Таш. Потом он набрал высоту и сбросил на плато волокушу, бензин и продукты (вот он вертолетный век), улетел за поляками, спустившимися с Корженевской, и привез их в лагерь, после чего летчики позавтракали и вертолет окончательно улетел. А мы все еще сидим в палатке и гадаем, стоит ли идти вверх. Зашел Бажуков и уговорил идти. Конечно вышли очень поздно, только в 10.30 и предупредили, что к обеду не вернемся. Дошли до места, где я была вчера вечером, и пройдя еще метров 100 увидели ледник Туримас, и вершины за ним, и перевал Шини-Бини, но погода портится. Пообедали и неожиданно мужчины улеглись и быстро “вошли в режим”. Пришлось подниматься одной. Шла по хорошей твердой осыпи, набрала еще метров 300, увидела наш лагерь. Прояснение не ожидалось, лезть дальше одной нельзя и к 15.30 спустилась к месту нашей стоянки. Алик все еще чувствует себя вялым и идет вверх даже медленнее меня. Чтобы погулять еще, но не подниматься, мы пошли траверсом в сторону перевала Шини-Бини. Ничего интересного больше не увидели, выходить на ледник не захотели и стали возвращаться. В Юрин бинокль с места нашей стоянки я видела группу, поднимающуюся по ребру Буревестник на плато для спуска трех немцев. Спустились в лагерь в 16ч.45м. Погода еще хуже, начался дождь. Под стук дождя мы распили 3-литровую банку апельсинового сока и залегли в палатке до ужина. Ужинали тоже в палатке, так как дождь не прекращается. Прогноз тревожный: ожидается увеличение облачности, понижение температуры и осадки. Утро 6-го августа туманное. Даже трудно предположить, что за этим туманом высится двухкилометровая стена. Лагерь в тревоге. Наверх должна выйти еще одна группа тренеров. К трем немцам добавился еще американец с подозрением на пневмонию. Все живы, но даже по плато трудно передвигаться, больных нужно тащить до начала спуска по ребру “Буревестник”. В 9.30 все еще туман, но чувствуется, что где-то существует солнце. В группу, уходящую наверх включили и двух молодых людей из медико-биологической экспедиции. Один уже ушел вчера с Онищенко, а второй пойдет сегодня с Бажуковым. К 10.30 туман немного поднялся и мы по настоянию Алика отправились на ледник к основанию ребра Буревестник. Одели ботинки с триконями, взяли ледорубы и пошли. Проходя лагерь экспедиции, мы попросили прелестную Дюшамбинку (ее зовут Римма Сабировна) показать нам где выход на ледник. Она вместе со своими детишками Таней и Тимой, обутыми в валенки, вывела нас на тропинку и проводила до выхода на ледник. Все трое помахали нам и так забавно было видеть этих детишек на фоне ледяных гигантов. Ледник весь в камнях, нужно пересекать каменистые морены, и только изредка попадаются куски чистого льда. Уже около ребра мы остановились посидеть на морене и тут нас догнали тренеры спасательной группы во главе с Бажуковым. Посидели вместе и Бажуков даже начал расспрашивать о подъеме на Корженевскую в 1937 году (дался им всем почему-то 1937 год!), но я считала, что сейчас не время и не место и мычала что-то невразумительное. На наших глазах они подошли к основанию ребра в 13 часов, а мы повернули к лагерю. И вдруг мне стало первый раз за все лето ужасно обидно, даже стыдно быть только посторонним наблюдателем, а не участником. Перед обедом к нашей палатке подошел дежурный тренер и спросил меня согласна ли я меняться с Севастьяновым билетами в Москву и лететь 9-го вместо 12-го августа. Как-то еще в Ачек-Таш в разговоре с ним, я посетовала, что прилетаю в Москву “с корабля на бал” - с самолета на работу (13-го августа). Теперь Севастьянов вместе с группой Овчинникова отсиживается из-за непогоды на Корженевской (на высоте 6700) и к 9-му явно опаздывает. Вот он и вспомнил наш шутливый разговор, так как вся группа просит перенести им контрольный срок. Я согласилась и теперь возможно первым вертолетом вылечу в Ачек-Таш. Впрочем пока и для вертолета погоды нет. Вечером мы наблюдали за спуском двух пострадавших по ребру Буревестник в трубу. Каждого из больных сопровождал тренер. Он проходил вперед и принимал на себя больного. Так они спустились по ребру до Верблюда, а там будут ночевать. Туда же пришла и пятерка Бажукова. Вечером ненадолго разъяснилось и мы последний раз полюбовались и даже сфотографировали “Корженеву”, как ее здесь называют. А на ней все еще сидит восьмерка восходителей. Они пытались выйти на вершину, но вынуждены были вернуться.

На следующий день (7-го августа) я поднялась в 7ч. начала упаковываться. Юра и Алик считают, что и им в такую погоду задерживаться здесь не следует, так как вертолет может и не пробиться. А сегодня вертолет пробился. Появился он около 8-ми часов. Два раза слетал за иностранными группами на ледник Москвина, а вот подняться над плато, чтобы сбросить кислород для больного швейцарца не смог. А тот, бедняга, уже двое суток без сознания и все за него очень боятся, как бы не умер. Его только что доставили на плато к началу спуска по ребру и теперь, может быть, придется кому-нибудь идти навстречу. А в нашем вертолете летят двое болгар, двое датчан и мы трое. Этот полет совсем не похож на два феерических прежних. Все снеговые горы в облаках, как будто их и нет вовсе. Летим на высоте 4300 через перевал Терсагар, над Алайской долиной ясно, но только внизу. Прилетели в Ачек-Таш в 10 часов. Наша палатка занята матерью и подругой Ирины Левицкой, одной из восьми девушек, трагически погибших на пике Ленина в 1974 году. Нам выделили другую палатку. Много знакомых лиц, много дружеских встреч. Мадина (знакомая Алика, а теперь и наша) ушла на восхождение на пик Ленина с группой тренеров. Ох, не сладко сейчас на высоте! В лагере тоже холодно, дождь. Красавцы флаги выглядят потрепанными и жалкими. Встретили нашего австрийца. Он так и не взошел на пик Ленина. Добрался до высоты 6100, но не было подходящей группы для восхождения и он вынужден был вернуться. Сегодня большой разъезд. Бобров носится под дождем, руководя погрузкой иностранного багажа на грузовую машину. Из лагеря должны уйти 3 машины: 2 вечером, а третья позже, ведомая дядей Яшей. Этой-то я и должна ехать. Один из тренеров пришел к нам и подарил мне живые эдельвейсы, вмонтированные вместе с землей в кусок мрамора. Очень трогательно, но я не знаю ни его имени, ни фамилии, просила Алика узнать. Юра сказал, что сам упакует этот драгоценный подарок, а то я не довезу. Два автобуса ушли в 18, а мы в сопровождении грузовика в 21.30. Едем все время под дождем. В автобусе 9 швейцарцев, молодая красивая шведка - журналистка, мать и подруга Ирины Любимцевой, я и в качестве сопровождающего и переводчика тренер Миша Плышевский. В начале пути ко мне подсела мать Ирины Любимцевой. Она до сих пор не может смириться с гибелью дочери. Некоторые матери погибших девушек приезжают в Ачек-Таш каждое лето на несколько дней и надо сказать, что встречают их всегда очень гостеприимно. На меня тогда в 1974 году гибель девушек произвела потрясающее впечатление. Один из бывших в то лето в лагере английских альпинистов назвал тогда три причины их гибели: небывалая даже для Ачек-Таш снежная буря, плохое снаряжение и “Bad Luck”, что можно перевести как “невезение”. Я бы добавила к этому еще и четвертую причину: “чисто женское восхождение”. Я всю свою жизнь была против чисто женских восхождений и сейчас уверена, что будь среди них мужчины, может быть даже один, он заставил бы их начать спуск во время. Мне вспоминается, что Шаталов написал таки хорошую книжку про эту небывалую трагедию и я ее читала. Но я отвлеклась. Все стараются спать кто как может, а я и не пытаюсь. Проверки документов на Сары-Таше не было вовсе. Дядя Яша сказал, что едут иностранцы в сопровождении тренера и нас пропустили без досмотра. Дядя Яша обещал после первого перевала где-нибудь в хорошем месте остановиться на один час, чтобы немного выспаться. Перед этой остановкой швейцарцы налетели вдруг на коробку с провизией, которую Миша взял из лагеря, и начали уничтожать все с такой скоростью, что Миша с трудом навел относительный порядок. В 5 утра мы остановились и все устроились как могли поспать. Дядя Яша лег на последнюю скамейку, Миша забрался на капот, положив ноги на руль, рядом с ним расположилась очаровательная шведка, но друг на друга они не обращали ни малейшего внимания, так как мгновенно задрыхли. Я свернулась калачиком на своем сиденье, положив голову на сумку, и как ни странно хорошо проспала целый час без всякого димедрола. В 6.30 мы тронулись в Гульчу, заправились и поползли на второй перевал. Дождь все еще льет не переставая, а тут еще у дяди Яши забарахлил мотор и его приходилось поливать водой каждый два километра. Наконец мы все-таки одолели перевал и без особых задержек доехали до аэропорта. За 60 км. от Оша дождь кончился, но солнца мало и не жарко. Шведка продрыхла весь путь на заднем сиденье. Кроме нее это пытались сделать многие, но их оттуда вытряхивало, а она спала как сурок. За несколько километров до Оша она, особенно не стесняясь, переоделась и в самом аэропорте вышла из автобуса в декольте, свежая, как только что срезанная роза. А почему бы и нет, она чудесно проспала всю ночь. Туалеты она черпала из необъятного чемодана. Этот чемодан дядя Яша потащил ей на посадку, за что получил 10 р. на чай и зажигалку в подарок. А меня в аэропорту утром 8-го августа встретил Аверин, сказал, что свой билет я получу у некого Кувалдина в Спартаке и тут же укатил в Ташкент. Я поняла, что с этой минуты я превратилась в самостоятельную, никем не опекаемую особь, и соответственно этому новому статусу начала действовать. Нашла дядю Яшу и Мишу, которые собирались ехать в гараж чинить автобус, и они меня довезли почти до стадиона, где располагается комитет Спартака. Спартак оказался закрытым и в 13 часов и в 16 часов. Только в 17 часов мне удалось застать там уборщицу, но отнюдь не Кувалдина. Комендатша стадиона Галя поместила меня в комнату к новосибирцам, приехавшим накануне из Алая. В комнате рядом оказался Кавуненко и мы с ним потрепались по поводу всех альпинистских новостей. как ни странно я совсем не сонная (что значит поспать хоть 1 час), сходила на базар, купила много персиков и мы разъели их с новосибирцами. Лягу пораньше, а с утра начну ловить “неуловимую Кувалду”. К 10-ти утра 9-го августа я была счастливой обладательницей билета и уже отправила телеграмму в Москву. Впереди целый пустой день. Сходила на базар, купила дыню и чего-то еще. Потом мы еще часок посидели с Кавуненко и он рассказывал мне про свою встречу с шаровой молнией, после которой у него на всю жизнь сохранилась огромная дыра в области шейки бедра. Распрощались и я осталась совершенно одна. Побродила по городу и довольно рано поехала в аэропорт. Каково же было мое удивление и радость, когда на площади меня встретил Алик и сказал, что и они с Юрой летят этим же рейсом. Итак мы возвращаемся все вместе. Так закончилось незабываемое (для меня) лето 1979 года, которое я назвала: “Старички на Памире”.

P.S. Дополнение. Уже в Москве узнали, что в Фортамбеке произошла таки трагедия. Когда мы еще были в лагере, на пик Коммунизма ушла смешанная группа: немцы и швейцарцы. Мы даже видели с вертолета их палатки на плато. Часть из них в виду плохой погоды спустилась в лагерь еще при нас и все думали, что спустилась вся группа. Они ни словом ни обмолвились, что трое из группы все-таки решили совершить восхождение и остались ночевать на плато перед самым началом выхода на пик. Вскоре после нашего отъезда лагерь Фортамбек сняли, весь персонал лагеря вернулся в Ачек-Таш и только тогда выяснилась пропажа трех альпинистов. Была послана на поиски команда тренеров, предварительно выяснив где именно осталась ночевать пропавшая тройка. Поиски оказались безуспешными. Нашли только лыжную палку, чуть-чуть видимую из-под снега. По-видимому альпинистов засыпало снегом во время сна и они так и не смогли выбраться из палатки. Конечно, с одной стороны это результат “их нравов”. Как можно спуститься в плохую погоду и не предупредить, что наверху остались их товарищи? С другой стороны это недостаточно четкая работа альпинистской деятельности лагеря Фортамбек. Неужели отсутствовала четкая документация на всех уходящих и возвращающихся с восхождений? Это, конечно, серьезное упущение, особенно для международного лагеря и его начальника Путрина. Насколько мне известно трагедия обошлась без международных скандалов.

Что касается “старичков на Памире”, то за это лето, насыщенное альпинистскими впечатлениями и воспоминаниями, еще раз огромное спасибо Виталию Михайловичу Абалакову от всех троих “старичков”. Все мы, трое, начиная со следующего 1980-го года, много лет подряд участвовали во всех походах, как байдарочных, так и горных, вместе с Виталием и его женой Валей. Мои дети все уже взрослые, у всех свои компании, свои интересы. Даже Наташе уже 23 года и она путешествует со своими друзьями. Да и интересы у нее теперь другие. Институт она окончила в 1979 году, работает в ВИНИТИ и увлечена иудаизмом. Не только изучила иврит, но даже преподает его. А меня угораздило сломать ногу в начале июля во время игры в волейбол. Стопа в гипсе, а вся наша основная компания собирается в байдарочный поход по рекам и озерам Кольского полуострова. Я уже почти смирилась с тем, что придется пропустить лето 1980 года. Разве могу я позволить себе быть обузой для всех? Поход намечен на август, а мне в лучшем случае можно будет снять гипс 20-го августа, то есть почти весь поход я буду на костылях. Ехать в поход собираются с самого начала августа, все-таки на Кольском полуострове в конце августа уже холодно. Компания собралась довольно большая: и Абалаковы, и Гарфы, и Алики, и Исай. Устроили общее собрание и решили все-таки меня взять. Виталий сказал: подумаешь, при обносах понесем Ирку в байдарке, а Исай обещал поискать у себя в хламовнике огромную калошу, принадлежащую чуть ли не его прадеду. Если в эту калошу влезет моя нога в гипсе, то я смогу в крайнем случае даже наступать на больную ногу без риска промочить гипс. Мне же велено было тренироваться ходить с одним костылем и с палкой (по общему мнению с двумя костылями ехать неприлично). Ко дню отъезда я очень ловко прыгала на одном костыле. Итак не пропала лето 1980 года.