Израильская вставка № 1

Итак, у меня родился сын. Случилось это событие 10-го сентября 1944 года. Я было собиралась продолжать свое повествование, добросовестно пытаясь вспомнить события тех дней, почти шестидесятилетней давности, и расставить их в хронологической последовательности. Но у меня опять случился затор, опять несколько уже дней не пишется. Вроде бы все вспомнила, а возвращаться в прошлое никак не хочется. Думается о другом; о том до каких пор я буду продолжать свои воспоминания, допишу ли когда-нибудь до настоящего времени и нужно ли до него дописывать? Ведь мои заказчики о настоящем времени знают все сами. Но где остановиться? Ведь знаю за собой некое свойство характера, которое часто мешало мне в работе и в жизни, и избавиться от которого мне уже не суждено. Я не умею работать с литературой, не умею читать "по диагонали", даже на чтение газет у меня уходит, как минимум, в три раза больше времени, чем следует. Получается, как в поэме Маяковского про Власа-лоботряса: "Влас Прогулкин милый мальчик, спать ложился, взяв журнальчик; все в журнале интересно, прочитаю весь, хоть тресну". Вот так и у меня: хочу быстро перескочить через какой-то временной отрезок и вдруг уносит куда-то далеко в сторону. И раньше тоже часто так бывало даже на работе: пойду в библиотеку, возьму несколько журналов, чтобы найти в них нечто, сейчас мне необходимое, и очнусь через некоторое время над чтением чего-нибудь совершенно другого, показавшегося интересным, но в данный момент не имеющего никакого отношения, к тому что искала.

Так у меня сейчас получается и с моими воспоминаниями. У меня часто возникает желание как-то связать их с настоящим моментом, вдруг хочется рассказать о том какие мысли возникают сейчас при описании далекого прошлого, что это занятие дает мне и почему я продолжаю писать, даже тогда когда совсем не пишется. Придет какая-нибудь интересная мысль, а с ней и какое-нибудь воспоминание, но относящееся к более позднему времени, и я отгоняю его, потому что время еще не пришло. Думаю: вот дойду до этого времени, тогда и напишу, но ведь скорее всего не дойду. Как бы не пытаться писать о последних годах совсем, совсем коротко, все равно не удастся втиснуть оставшиеся 60 лет в несколько страниц. Пишу я все медленнее и медленнее и действительно, наверное, пришла пора решить, до каких времен писать? Человек я достаточно обязательный: начала писать, значит должна кончить, даже если это уже становится неинтересным, даже если не пишется. Должна, однако, сознаться, что меня в конце концов это занятие захватило, мне самой интересно, и окружающая жизнь становится при этом более интересной, и чувствуешь себя как бы "при деле". А сейчас я споткнулась на рождении Володьки, никак не могу вернуться к этому событию. Почему-то вдруг захотелось (совсем, как Власу-лоботрясу), написать совсем о другом, о том как и где я обдумываю то, о чем собираюсь писать и кто мне в этом помогает. Может быть, такое отступление в конце концов поможет мне вернуться к прошлому?

Так вот, главными моими помощниками в "работе" над воспоминаниями являются, как ни странно, Мишкина собака Джесси и пустырь. Нет, так непонятно. Начну по порядку. Живу я сейчас в Израиле, в городе Иерусалиме, который по моему глубокому убеждению является прекрасным городом и уж во всяком случае лучшим городом в Израиле. Сегодня январь 2004 года, самая середина зимы. Температура днем +12 0 С, ночью +6 0 С. Если в доме есть отопление (а у нас оно есть), и если на улице нет дождя (а его сегодня нет), то вполне комфортно и дома, и на улице. Семейство наше на "настоящий" момент состоит: из его главы и единственной "добытчицы" (хотя и безработной) Наташи; 18-ти летнего временно безработного Фики, пока еще не покинувшего полностью "переходный возраст", не очень активно нащупывающего свое место в этой жизни и окончательно еще не пережившего недавнюю потерю (кражу) своего мотороллера; 14-ти летнего Миши, сравнительно недавно вступившего в тот самый "переходный возраст", который, увы, уже дает себя знать; и наконец меня, недавно перешагнувшей за 89,5 лет. К этому надо добавить нашу "живность", временами достигающую шести единиц, но на сегодня состоящую всего лишь из Мишкиной собаки Джесси и двух кошек: Буси и Клeпы. Последнее время у меня очень мало обязанностей по хозяйственной жизни, и пожалуй главная состоит в ежедневных часовых прогулках с Джесси (неизвестно кому это нужнее - Джеське или мне). Приблизительно год назад мы с Джесси обнаружили в 10-12 минутах ходьбы от дома заброшенный огромный пустырь, сравнительно недавно принадлежавший какому-то предприятию, а сейчас пустующий. Расположен он частично на склоне горы, а частично на ровном месте. Прошлой весной его, вроде бы, начали осваивать: появились бульдозеры, грузовики с камнями и я уже подумала, что настал конец нашему с Джесси блаженству, но сейчас там опять тишина и пустота, и мы беспрепятственно пользуемся пустырем, почти единолично. Только изредка встречаем на нем таких же "собачников".

А пустырь поразительный, чего только там нет: огромные эвкалипты, сосны, кипарисы, заросли кустов. Есть там и грунтовые дороги, и крутые горные склоны, и отвесные стены, и остатки каких-то фундаментов и даже два прудика, высыхающие летом. Зимой, после гроз и дождей, долины на несколько часов превращаются в болото, но всегда остаются каменистые площадки на разных уровнях, по которым можно гулять в любую погоду. Вот на этом-то пустыре и происходит у меня основная подготовительная "работа" над воспоминаниями. Как только мы влезаем в дырку в ограде и оказываемся на пустыре, я спускаю Джесси с поводка, перестаю о ней думать, и начинаю вспоминать. Бывает, что Джесси надолго пропадает из вида. Тогда начинаются волнения: ищу, кричу, пытаюсь свистеть. Даже свисток завела, но он быстро потерялся. Раза четыре поиски заканчивались тем, что Джесси в конце концов возвращалась ко мне, виновато виляя задом и держа в зубах черепаху. К счастью ни разу ей не удалось причинить очередной черепахе какой либо вред. Я нарочно клала черепаховую "коробочку" на видное место, уводила Джесси и минут через 20 возвращалась. За это время черепаха, хоть и с черепашьей скоростью, неизменно исчезала. И всегда наш пустырь преподносит какие-нибудь приятные сюрпризы. В декабре и в январе вдоль дороги почти перед уже упомянутой дыркой в ограде, цветут заросли "алоэ". Весной на пустыре появляются самые разные цветы: сначала какие-то желтые, похожие на герберы или крупные ромашки, потом зацветают разбросанные по склонам и скалам кусты белого и розового шиповника; потом вдоль основной дорожки, поднимающейся на верхние площадки пустыря, неожиданно зацветают лиловые ирисы, а однажды пустырь ошеломил нас: невзрачные пыльно-зеленые кусты, разбросанные по нему в большом количестве, за одну ночь превратились в ослепительно желтые, даже золотые. Оказалось, что это местная мимоза, у которой листва совершенно не похожа на листья нашей европейской мимозы, а цветы такие же пушистые, золотые, но крупнее. И, наконец, последними зацвели кусты дрока и олеандра, но зато цветут, не переставая до моего отъезда в Россию в начале июня. Очень мы с Джесси любим наш пустырь и даже Некрасовские стихи про Мороза-воеводу переделали так:

Лишь кончились молнии с громом,
И с гор не стекают ручьи,
Мы с Джесси выходим дозором,
Обходим владенья свои.

Владенья у нас необъятны:
Горы, долины, пруды,
Сосна, кипарис, эвкалипты,
Все, все осмотреть мы должны.

Мы смотрим, успели ли ливни
Помыть наш пустырь, подмести,
И нет ли где сломанной ветви,
И всюду ли можно пройти.

Нашла ли свой дом черепаха
(Ее Джеська в зубах принесла)
Расцвел ли шиповник на скалах
(вчера поглядеть не смогла).

Когда расцветает мимоза
Пустырь, как шатер золотой,
И только пугает угроза:
Застроить пустырь наш родной.

А пока, по дорожкам шагаем,
По камням, по мокрой земле,
И жаркое солнце кивает
C улыбкой и Джеське, и мне.

А какой великолепный вид с верхних площадок пустыря на уцепившиеся за склоны горы напротив нас, белоснежные (при ярком солнце) здания комплекса нового университета Гиват-Рам и на недавно сооруженное скоростное шоссе имени Менахема Бегина, с перекинутыми через него мостами. Написала, не отрываясь, и не сходя с места, сразу несколько страниц. Насколько же проще писать о теперешней жизни, о том, что происходит вокруг сейчас, нежели вытаскивать из памяти с великим трудом и напряжением картинки далекого прошлого. Еще совсем немножко об окружающем меня сейчас, и я вернусь в это прошлое. Кроме нашего семейства, есть здесь еще много близких людей, в основном Наташкиных, но уже и моих тоже, друзей, но я сейчас упомяну только совсем немногих наших здешних родственников. Не могу не написать об Ирине Васильевне Магарик, матери бывшего Наташиного мужа, Алеши. Она безусловно тоже является членом нашей семьи, хотя и живет отдельно. Когда-нибудь я, может быть дойду до нее и в своих воспоминаниях, но когда-то еще это будет, и будет ли. Наташа и Алеша разошлись еще в 1991 году, но связь Ирины Васильевны с нашей семьей, и со мной в частности, становится с каждым годом все теснее. Мне кажется, что она любит Наташу не меньше, чем своих детей, а уж о мальчишках и говорить нечего. Она способна чистить для "милых крошек" (18 и 14 лет!) грейпфруты, тратить часы на игру в шахматы (в основном с Мишкой), а при необходимости и заниматься с ними математикой. Кроме сына Алеши у Ирины Васильевны есть дочь Аня (по здешнему Хана), которая приехала в Израиль со своим отцом на шесть лет раньше Леши и Наташи. С отцом своих детей И.В. разошлась еще в России, года за четыре до его отъезда в Израиль. Аня вышла замуж в Израиле, родила дочь Йоню и вскоре оказалась вдовой (муж совершенно неожиданно умер от инфаркта в 1989 году в возрасте сорока лет!). В 1990 году И.В. переехала в Израиль, поселилась вместе с Аней и полностью взяла на себя заботу о Йоне, предоставив дочери полную возможность спокойно работать и повышать свою квалификацию. Начиная с 1990 года каждое лето И.В. проводила со своими внуками, сначала с двумя старшими (Фика и Ионя), затем, когда Мишка подрос, с тремя и наконец, когда Фика стал почти взрослым, опять с двумя (Ионя и Миша). Куда только она с ними не ездила: три раза в Россию, несколько лет в различные приморские города и местечки Израиля и один раз на Кипр.

Последние 5 лет Аня с Йоней живут в Англии, и всю свою заботу И. В. перенесла на наше семейство. Стыдно сказать, но она даже привозит нам готовый, сваренный ею дома суп. Она делает его, зная, что в нашей семье суп очень любят, и считая, что мне в мои почти 90 лет, суп варить трудно. Мне не трудно, но делаю я теперь все настолько медленно, что в дни его изготовления у меня уже не остается времени для моей "работы". Таким образом, она сильно помогает (пусть косвенно) и мне в моих "трудах". Она же притащила для меня однотомную энциклопедию, без которой мне было бы очень трудно определять время описываемых событий. При этом И. В. работает по несколько часов почти каждый день.

Да, еще она не забывает и о семье Алеши, которая живет на севере Израиля. Время от времени она умудряется навещать Алешину семью, привозя для всех связанные собственными руками носки, и что-нибудь вкусное (домашнее печенье и пироги). Ирина Васильевна моложе меня на целых 20 лет и она, слава Богу, здорова и полна энергии, но то что она делает для нашего семейства и, в том числе для меня, способен делать только очень близкий (и, конечно, очень хороший) человек.

Кстати, в прошлом году мы вдвоем с И. В. ездили в Италию. Само собой разумеется, все организационные заботы лежали на ней, но ни одного упрека, за все время путешествия, я от нее не слышала. Будем считать, что с одним близким человеком в Израиле, кроме семьи, я познакомила. К сожалению, уже через несколько дней мне приходится вернуться к уже написанному об Ирине Васильевне с печальным добавлением. Оказалось, что мои слова о том, что она здорова, уже не соответствуют действительности. 30-го декабря из Англии приехали Аня с Ионей. Накануне их приезда И. В., убирая квартиру, передвинула тяжелый горшок с цветком и почувствовала сильную боль в спине. Сначала не обратила внимания, но потом стало очевидным, что это серьезно. Приехавшая Аня повезла ее на рентген и выяснилось, что у И.В. перелом позвонка. Дальнейшие исследования показали, что мои слова о здоровье И.В. не совсем правильны, а вернее совсем неправильны. У И.В. обнаружили сильнейший остеопороз. Работу она была вынуждена бросить, потому что ей категорически запрещено носит тяжести, необходимо очень осторожно ходить, соблюдать диету и лечиться. Теперь И.В. уже не привозит нам суп, а приезжает варить его у нас. Серьезная болезнь нисколько не уменьшила ее энергию.

Есть еще в Израиле семья Наташкиного троюродного брата. Видимся мы довольно редко, но все же приблизительно раз в месяц мы с Юрой Миллером и его женой Розой встречаемся. Несколько лет назад, когда в Израиле была более спокойная обстановка, когда была жива Юрина мать Надя, а я была несколько моложе, встречались мы значительно чаще, так как не только они приезжали к нам, но и я ездила к ним, иногда даже на несколько дней. Так вот Юра тоже оказался серьезным помощником в работе над воспоминаниями: во-первых он всячески приветствовал сам факт их написания, пожалуй даже был одним из "заказчиков", и, тем самым, поднимал дух и придавал силы на продолжение работы, а во-вторых в этом году чуть ли не целую неделю сидел, читая и слегка редактируя уже написанное.

Прежде чем закончить эту неожиданную даже для меня самой израильскую вставку, я хочу познакомить с немногими, лично моими знакомыми, знакомство с большинством из которых тянется еще из Москвы. С ними я встречаюсь, как правило, вне моего семейства. Пожалуй самая моя давняя приятельница это Александра Александровна Брауде для меня Шура. Мы обе учились в МЭИ, но Шура на два года позднее. Нас познакомила Мария Павловна Сычева (для друзей Нуна), жена моего институтского друга Кости Юматова. О Косте я уже много писала. И о нем, и о Нуне, и о Шуре я еще точно буду писать и точно дойду в своих воспоминаниях, а сейчас скажу только, что Шура была и остается здесь одним из наиболее близких мне людей. Она знает о том, что я пишу, всячески одобряет это, и к ней мне частенько приходится обращаться за помощью в определении дат тех или иных событий. Благодаря ей я здесь в Израиле часто ездила на так любимые мной экскурсии, благодаря ней регулярно хожу на концерты.

Следующий мой друг и помощник: Эльза Яковлевна Брандербургская. Мы были знакомы еще в Москве и ее имя упоминалось в уже написанных главах, но сдружились по настоящему мы уже здесь, в Израиле. Несмотря на то, что живем в разных городах (она в Хайфе, я в Иерусалиме) она и все ее замечательное семейство - близкие мне люди. К ним я приезжаю, как в дом родной. У Эльзы я живала подолгу, причем не одна, а вместе с тогда еще маленьким и очень беспокойным внуком Мишкой. С Эльзой я ездила вместе в Париж и десять дней жила у ее двоюродной сестры Любы. С Эльзой мы ездили вместе на пять дней в Турцию. С Эльзой мы совершали вместе чудесные прогулки по Хайфе. К Эльзе я и сейчас, когда у меня есть транспортная возможность, приезжаю в любой час суток и на любое время почти без предупреждения. С Эльзой связаны самые приятные воспоминания Израильского периода моей жизни. И, наконец, к Эльзе я часто обращалась за помощью при написании воспоминаний и никогда не получала отказа. Чтобы помочь, она не раз даже связывалась с Москвой, и я неожиданно получала письма из Москвы с нужными мне сведениями от совершенно незнакомых людей.

Не могу не упомянуть также о Сусанне Соломоновне Фингер. Это довольно удивительная история. Несмотря на то, что мы учились в одном институте, многое знали друг о друге, и Сусанна даже была у меня как-то в гостях (чего я почему-то не помню), а Толя даже дружил с ней, до Израиля мы фактически друг друга не знали. И вдруг оказалось, что мужем дочери И.В. Ани является младший сын Сусанны, Виталик. Вот тут-то мы не только познакомились, но по настоящему подружились. Увы, в прошлом году Сусанны не стало. Мне ее очень не хватает, я очень часто думаю о ней. Нам всегда было интересно вместе и все мои израильские годы она была для меня близким другом.

Есть еще два человека, которых я в Москве совсем не знала, но которые по разным причинам вошли здесь в мою жизнь. Одна из них Таня Мескина. Она намного моложе меня, думаю лет на тридцать с гаком. Тем не менее, я отношу ее к своим знакомым, даже в большей степени, чем к Наташиным. Таня познакомилась с нашим семейством через московскую подругу Наташи Киру Вольвовскую. Года три Таня жила в нашей квартире, как жилица, с тех пор как Кира от нас уехала, и до тех пор как нам пришлось поменять квартиру - я сблизилась с Таней на почве любви к далеким пешеходным прогулкам. Во всяком случае, я надеюсь на то, что Таня получала от этих прогулок не меньшее удовольствие, чем я. И разговоры у нас с ней находились интересные, и нравилось нам гулять вместе. И сейчас, значительно реже, чем раньше, но выбираемся еще иногда побродить несколько часов по окрестностям Иерусалима. Так мы и привязались друг к другу и если долго не видимся, то во всяком случае у меня возникает потребность встретиться хоть ненадолго, и погулять втроем (третья Джесси) по вечерним или даже ночным улицам Иерусалима. Танина дочь Женя глубоко верующая, также как и ее муж. У них несмотря на их молодость (Жене нет еще и сорока лет) уже семеро детей, и вся семья строго соблюдает все правила кошерности. Все их дети в религиозных школах и детских садах и живут в поселении "за зеленой чертой", в 20-ти километрах от Иерусалима. Сейчас, в разгар палестинского террора, ежедневные поездки с детьми в школы и детсады Иерусалима связаны с большими трудностями и даже с риском для жизни. Таня всячески помогает дочери, часто ездит к ней, часто оставляет некоторых детей ночевать в своей Иерусалимской квартире. К тому же она еще и работает на полставки. Таня все успевает, но гулять подолгу в последнее время уже не удается.

И наконец есть у меня еще один человек, с которым я познакомилась уже здесь в Израиле, но с которым я вижусь последнее время чаще, чем с кем бы то ни было (раз в неделю). Это писательница Нина Генриховна Елина. Нас познакомила Шура, но так случилось, что сейчас у меня с Н.Г. сложились, пожалуй, более близкие отношения, чем были между ней и Шурой. Н.Г. приехала в Израиль в 1992 году после смерти своей матери (самого близкого для нее человека). Приехала совершенно одна, в возрасте 74-х лет, не имея здесь ни одного родственника, почти не имея знакомых, не зная языка. Не убоявшись трудностей, связанных с началом новой жизни в чужой стране, она уехала из Москвы, от налаженной спокойной жизни. В Москве у нее была хорошая квартира, устойчивое положение в обществе благодаря защите кандидатской и докторской диссертаций, было много друзей. Она была профессором Московского института иностранных языков и Московского университета. За все время ее жизни в России она никогда не испытывала никаких проявлений антисемитизма к себе лично. И все-таки уехала, захотела испытать на себе жизнь среди своего народа. Уже в Израиле она выпустила написанную еще в Москве книгу "О давнем и недавнем": сборник новелл из жизни своей семьи и ее окружения в России в разные временные периоды.

В Израиле же Н. Г. написала и выпустила книгу "Василий Гроссман", очень хорошую книгу о творчестве Василия Гроссмана. Собственно с чтения этой очень понравившейся мне книги и начался мой интерес к ее автору. В Израиле она подготовила и прочла курс лекций для русскоязычной аудитории об истории еврейства в странах Европы: в Италии, Франции, Испании, Германии и Англии и сейчас работает над тем, чтобы оформить эти лекции в виде книги. Несмотря на то что жила она здесь весьма скромно, была у нее потребность помогать своим друзьям в России, и я постоянно возила с собой ее письма с денежными вложениями. Очень постепенно у меня устанавливались с Н.Г. все более близкие отношения. Мне она была интересна и общение с ней доставляло мне удовольствие. Пожалуй, я не ошибусь, если скажу, что и ей общение со мной было интересно. Сейчас, когда у Н.Г. началась полоса болезней (надеюсь временная), и когда она, из-за внезапных падений, не решается одна выходить на улицу, я стараюсь наши с ней общения переносить на улицу и совершать прогулки с ней раз в неделю.

На этом я, пожалуй, закончу неожиданную для меня самой "Израильскую вставку", которая вылилась из меня за два дня. Может быть теперь и "дела давно минувших дней" начнут продвигаться быстрее. А может быть имеет смысл двигаться параллельно и в обратном направлении? Закончить воспоминания на отъезде в Израиль, но такими вот короткими отступлениями, осветить немного и израильский период жизни. А то руки опускаются, как подумаю, что за год с лишним работы я дошла только до 30-ти летнего своего возраста, а как быть с оставшимися шестьюдесятью? Больше, чем еще на год у меня пороха (а может быть и жизни) не хватит, а так, глядишь, к моменту начала моей жизни на два дома (Израиль и Москва), а может быть и раньше, можно будет закончить воспоминания.