Плавание по р. Белой. 1963 г.

Скоро пришлось ползти на карачках и в конце концов мы уперлись в узкую и, главное, совершенно уже низкую щель. Остановились. Дальше можно было только ползти по-пластунски в полную неизвестность. Обнадеживало только то что впереди не было полной темноты: либо щель расширялась, либо вообще кончалась, но чем? Мы с Костей решили попробовать полезть дальше: я впереди, упрятав фонарик в карман, Костя за мной, мальчишки с Имой остановились у щели ждать результатов нашей разведки. Надо заметить, что весь проход, которым мы шли, был очень мокрым, отовсюду капало, а сама щель оказалась не только мокрой, но и изрядно грязной: ползя по ней я поняла, что вся моя одежда совершенно грязная, так как проползать по ней приходилось будучи стиснутой со всех сторон. И все-таки я ползла дальше. Вдруг сзади я услышала сдавленный Костин голос: "я застрял, не могу продвинуться дальше". Я посоветовала ему вернуться, но Костя сказал, что "об вернуться не может быть и речи", назад он тоже не может сдвинуться. Главное же, что он даже дышать по настоящему не может. Тогда я решила чуть-чуть его продвинуть вперед, так как мне показалось, что стало немного шире. Я поползла дальше и очень скоро щель расширилась и превратилась в проход, в котором можно было уже развернуться. Самое же интересное заключалось в том, что впереди было светлее и что-то даже блестело. Но мне было не до исследований, я развернулась и поползла к Косте. Оказывается, застрял он потому что вокруг такие мокрые и скользкие скалы, что не на что опереться, руки соскальзывают, а одну руку он вообще не может вытащить из-под себя и она прижата к земле (вернее к основанию щели). Я подползла к Косте (у меня руки не скользили потому что я была в перчатках) протянула ему руку и уперлась в стены щели "на распоре" (почти как альпинисты в "камине"). Со второй попытки мне удалось вытащить Костю на более широкое место, где он мог уже двигаться самостоятельно. Так мы и доползли до места, где щель превращалась в проход и где можно было и развернуться и очень скоро даже встать на ноги. Еще немного и мы дошли до низкого зала и поняли, что за блеск я увидела впереди: берега зала сравнительно пологого опускались к подземному озеру. Посветили фонариком, но и без него не было абсолютной темноты: где-то с другой стороны озера видимо был свет (оттуда и блеск воды). Не имея никаких плавсредств мы не решились обходить озеро, так как берега его были очень скользкие, и в случае падения в воду вползти обратно было бы очень трудно. Кроме того Костю очень смущало предстоящее проползание щели. Решили возвращаться. Костя снял с себя широкие брезентовые брюки и штормовку, в результате чего значительно "похудел", снял с головы шляпу и мы повернули назад. Я опять ползла впереди, толкая перед собой Костины шмотки и мы благополучно проползли щель. Когда мы рассказали о том что нам удалось увидеть и когда ожидающие увидели как мы выглядим, желающих посмотреть на озеро не нашлось; даже мальчишки, дрожащие от холода, не проявили энтузиазма. Вернулись к скучающей у входа в пещеру Наташке и скоро были в лагере, где мы с Костей наконец смогли выкупаться, отмыться и переодеться. По-моему, кроме Наташи, остались довольны все участники похода в Капову пещеру: мы с Костей потому что добрались до подземного озера, а остальные, глядя на наш жалкий вид, потому что избежали нашей участи и остались чистенькими.

И еще помню прекрасно, как мы уже ближе к концу путешествия остановились на дневку в очень красивом месте. Это явно была "рекомендованная" стоянка с хорошими подходами к реке, а на другой стороне реки, чуть ниже по течению, высились неприступные скальные бастионы, уходящие прямо в реку на протяжении чуть ли не целого километра. С вечера Костя отправился туда, чтобы перед началом скальной стены поставить "жерлицу" на ночь. Вернувшись он рассказал, что место там, по-видимому, рыбное, плещутся какие-то крупные рыбины, но выход из байдарки очень трудный и он с трудом из нее вылез, не втаскивая байдарку на берег. Рано утром он поплыл туда проверить улов. На "жерлицу" попалась крупная щука и он потратил много времени, чтобы ее вытащить. А потом он обнаружил, что во время борьбы со щукой "пропорол" байдарку и с трудом наполовину вытащил ее на крутой берег. Воды в ней было так много, что переплывать реку он не решился, необходимо было вычерпать из байдарки воду, или попытаться перевернуть байдарку и вылить воду из нее. Одному выполнить и то и другое было невозможно, а кроме того надо было временно закрыть чем-нибудь дыру. Он просил, чтобы кто-нибудь переплыл Белую и доставил ему мисочку для вычерпывания воды. Я взяла миску и в купальном костюме поплыла. Плавать я никогда не училась, но держалась на воде прекрасно и каким-то собственным стилем, отдаленно напоминающим брасс, могла по морю, а также по озерам преодолевать очень большие расстояния. Приходилось переплывать и наши российские равнинные реки, да и бурную Белую я не раз переплывала. Не учла только того, что плыть держа в руке даже легкую пустую металлическую миску несоизмеримо труднее, чем плыть с пустыми руками, особенно при таком диком течении. Отойдя немного вверх по течению я поплыла. Уже к середине реки я поняла, что течение может пронести меня мимо Кости, и на берег выйти уже не удастся. Я удвоила усилия, выложила все свои силы, начала задыхаться. Костя начал кричать мне, чтобы я бросила миску, иначе меня пронесет; он стоял уже не около байдарки, а на последнем пологом каменистом пляжике перед началом скальной стены. Сначала я не хотела бросать миску, а потом уже не могла почему-то разжать руку (а может быть все-таки не хотела?). Не знаю откуда у меня взялись силы; я дышала открытым ртом с каким-то даже подвыванием, плыла на боку, чтобы не захлебнуться, миска была уже под водой, я уже ничего не понимала, но все-таки плыла, гребя одной рукой. Костя был в болотных сапогах, зашел чуть ли не по пояс в воду и буквально вытащил меня из воды в последний возможный момент. Мы оба плюхнулись прямо на камни перед самым началом отвесной стены и некоторое время так и лежали оба, пока не обрели возможность дышать нормально и разговаривать, но миска оказалась при мне, так и зажатая в руке. Не помню, видели ли обитатели нашего лагеря всю эту эпопею моего "спасения", возможно и не видели, занимаясь приготовлением завтрака и обычными делами и, считая, что у нас с Костей все в порядке. Мы уже вдвоем вытащили байдарку, вычерпали из нее воду, обнаружили дыру и как-то залепили ее, причем я все время обратного пути через реку прижимала это "что-то" к днищу байдарки, а Костя усиленно греб. Доплыли благополучно, а днем надежно заклеили прорыв. Кстати это был, по-моему, единственный за все наше путешествие ремонт байдарки. Благодаря большой воде мы проходили многочисленные перекаты, почти не скребясь о камни. Несмотря на мутную воду и сильнейшее течение, рыбы в реке было много. На жерлицу ловились крупные щуки, на удочку попадались в некоторых местах окуни. Рыбная ловля захватила всех, кроме меня и Имы, но главным и опытным рыбаком был у нас Костя. Был однажды совершенно неожиданный случай, который мог превратить в завзятого рыболова любого сколько-нибудь азартного человека, но так как он произошел со мной, то количество рыболовов среди нас не увеличилось. А было дело так. Остановились мы на ночлег довольно поздно. Разгрузились, поставили палатки и дежурные под руководством Нуны приступили к приготовлению ужина, а мы с Костей ушли на реку: он удить, а я стирать. Оба устроились на удобных камнях. Костя расположился против лагеря, а я ушла вниз по течению, чтобы не распугать своей стиркой рыбу. Закончив со стиркой я подошла к Косте, когда он уже собирался свертывать удочку. Клева не было. И тут мне вздумалось попробовать поудить. Встала на Костин камень и внимательно выслушав все его наставления, забросила крючок. Не прошло и минуты, как поплавок ушел в глубину и я вытащила большую красноперку. Следующий бросок был столь же успешным и третий тоже. Тут Костя не выдержал, отобрал у меня удочку и... ничего. Клева не было. Тем временем позвали ужинать, да и сумерки уже наступали. Мы пришли к ужину с тремя большими рыбинами, но и этот удивительный случай меня не тронул и не пробудил во мне азарта рыбака. И последняя картинка из этого лета. Мы уже миновали горы, скоро поворот Белой на север, а дальше город Мелеуз, конечный пункт нашего путешествия. Стали часто устраивать дневки, по большой воде р. Белую мы проскочили быстро. Последнее воспоминание: мы гуляем по лесу, часто встречаются большие Карстовые ямы, а мы гуляем, собирая грибы и ягоды и обсуждаем совершенно невероятную для тех времен возможность: высадки американских астронавтов на Луну.

По прибытии в Москву Има напомнил нам, что он пообещал мальчишкам за успешные спасательные работы после аварии с байдаркой Имы и Алешки, сводить их в ресторан. И вот мы сидим в ресторане "Узбекистан" и мальчишки заказывают по своему вкусу любые блюда из меню. Обсуждаем летнее путешествие и приходим к выводу, с которым согласились все: путешествие было интересное, но все-таки лучше такие семейные выезды не повторять, а путешествовать с друзьями, которых не видишь каждый день в течение года. Особенно мальчишкам не понравились ссоры между Костей и Нуночкой, на что я возразила, что даже представить себе не могу, чтобы Костя и Нуна отдыхали порознь, этого никогда не будет.

После семейного плавания по Белой, было еще 3 или 4 байдарочных похода (один по р. Угра и 2-3 по озерам и рекам Литвы). В этих поездках Наташка принимала участие как полноправный член группы и в конце концов научилась прилично грести. Когда Наташке исполнилось 14 лет, мы впервые решили взять ее в горы. Мы же с Имой начали ездить в горы в те годы, когда Наташка была еще в детском саду. В первый же год, когда Наташкин детсад уехал на дачу чуть ли не на все лето, мы поехали первый раз в горы, на Алтай. Из спортивного альпинизма Нелли ушла в 1958 году и с этих пор мы многие летние сезоны проводили совместно. Началось это по-моему еще когда Наташка первый раз поехала с детским садиком на все лето на дачу. Когда же это было? Скорее всего это был 1958 или 1959 год; так как ей могло быть не больше трех лет. В это лето, мы по-моему, ездили впятером на Алтай: Нелли с Сережей, Миша Дадиомов и мы с Имой. Побывали мы в разных районах Алтая, но основная наша цель - попасть на сказочно красивое Шавлинское озеро - так и не была выполнена. Мы заблудились на бесконечных Алтайских плоскогорьях и проскочили то место, где надо было сворачивать на Шавлу. В то лето я поняла, что у Миши до сих пор ноги не в порядке и ампутация 1936 года все еще напоминает о себе. Каждый вечер он проводил около часа, приводя ноги в порядок после очередного дневного перехода. Бывало, что швы расходились и из ботинок приходилось чуть ли не выливать кровь. При всем при том Мишка держался героически и никого не подпускал к себе для оказания помощи, только всегда пользовался дневками для того чтобы заняться своими ногами и оставался в лагере, когда все остальные уходили осматривать окрестности или разведывать дорогу. Помню, как однажды он поведал нам, что у него есть близкий человек, молодая женщина Лариса и ему очень бы хотелось образовать семью, но боится что он теперь "старая больная развалина", и не имеет права жениться на молодой женщине. Мы все убеждали его, что в данном случае решение должна принимать она, а не он, но конечно, не следует умалчивать о своих болезнях и ни в коем случае не скрывать своего возраста. Надо сказать, что благодаря своей живости и улыбчивости Мишка выглядел намного моложе своего возраста. Миша сознался, что фактически все у них с Ларисой уже решено, но ему хотелось бы знать нашу реакцию. Мы пригласили Мишку приехать в Москву вместе с Ларисой. Конечно у меня останавливаться было тогда не очень удобно, все-таки жили впятером в двух комнатах, одна из которых проходная. И вскоре молодожены действительно приехали в Москву и остановились в Соколе у Нелли и Сережи. Лариса всем очень понравилась и, главное, было совершенно очевидно, что она по настоящему любит Мишу. Мы тогда договорились, что обязательно съездим еще раз летом все вместе и покажем наш любимый Алтай Ларисе. А из похода 1959 года мне особенно запомнилось как мы уже в конце похода вышли по реке Башкаус, через селение Балыкча к южной оконечности Телецкого озера. Такого количества комаров я в своих путешествиях не встречала нигде. По вечерам можно было готовить ужин только стоя буквально в центре костра. Никаких дежурств. Если удавалось вскипятить котелок чая и сварить кашу, это была уже удача. Каждый сам мыл свою посуду, а некоторые считали и это излишеством. Потом расползались по своим палаткам и долго выгоняли комаров. Только после этого можно было заснуть. Сначала мы предполагали пожить здесь день или два и отдохнуть после утомительного перехода, но утром все единогласно постановили, что эта жизнь не для белого человека. Утром мы собрали наш лагерь и отправились на ближайшую пристань в устье реки Чулышман, чтобы первым же катером переправиться на северную сторону озера, то есть проплыть всю его длину (озеро почти точно вытянуто с юга на север, или наоборот), составляющую порядка 80-ти километров. Для меня так и осталось загадкой является ли южная оконечность озера всегда комариным местом, или это было такое время года, или может быть, такой год. Эту загадку удалось разрешить только почти 30 лет спустя, когда уже совсем в другой компании я снова попала в те же края. Тогда ничего похожего на засилье комаров около пристани Чулышман мы не обнаружили. Были, конечно комары, на Алтае без них не обойдешься, но такого их количества не наблюдалось. В то же лето 1959 года мы, единственный раз за все наши посещения озера, попали в бурю на Телецком озере. Когда мы на пристани Чулышман (на самой южной оконечности озера) погрузились на катер, ничего не предвещало бури, но вскоре все изменилось. Начался сильнейший боковой ветер, опустились (почти накрыв озеро) черные тучи, огромные волны переливались через палубу, заливая пассажиров и норовя перевернуть катер. Капитан объявил, что постарается пристать либо в первой подходящей бухте, либо к первому же острову. Катер отнесло к западному берегу, хотя начинали мы плавание вдоль восточного. Капитану удалось пристать в начале глубокой бухты (вернее длинной, глубоко врезающейся в берег). Под защитой каменистого мыса катер несколько часов пережидал бурю, после чего с большим опозданием, но вполне благополучно, добрался до поселка Артыбаш (и одноименной турбазы), расположенных в северной оконечности озера.

Таково было наше первое, совместное с Имой, путешествие в горы. Были и еще два путешествия: на Кавказ в 1962 году и на Алтай в 1968 году. Има был очень приятным спутником и легко сходился с людьми, которые ему нравились. Для меня все эти путешествия были одновременно и приятными и немного напряженными. Дело в том, что в Име сочетались неутомимость, бесстрашие, безотказность и в то же время какая-то физическая неловкость и неуверенность при преодолении трудных и опасных мест. Я все время боялась, что он может споткнуться, не успеть среагировать на опасность и все время старалась быть рядом с ним, следила за каждым его шагом: мне казалось, что он неправильно пользуется ледорубом и что ледоруб вместо помощи мешает ему. Вместе с тем с ним никогда ничего не случалось, но мне казалось, могло бы случиться. Во время путешествия по Кавказу в 1962 году нам довелось пройти по ущелью реки Бзыбь, где сооружалась электростанция. В ущелье Бзыби встречались совершенно разные участки; хорошая торная тропа местами оказывалась совершенно разрушенной недавно случившимся оползнем, и приходилось балансировать, с тяжелым рюкзаком, не зная куда поставить ногу, высоко над бурлящей далеко внизу Бзыбью. Я знала, что со зрением у Имы не все в порядке (в основном из-за дальтонизма), всегда старалась быть впереди него, чтобы показать где и как надо пролезть и чтобы успеть во время протянуть руку или ледоруб.

На тропе, особенно на подъемах, за Иму волноваться не приходилось, а вот на очень крутых спусках он чувствовал себя не так уверенно (как впрочем и многие другие). В каждом путешествии всегда случаются эпизоды, как приятные, так и неприятные, которые запоминаются надолго. Я хотела было вообще ничего не писать об этом нашем путешествии, но Наташа, которая сама в этом походе по малости лет не участвовала, и которая обычно считает, что я пишу о том, о чем писать не стоит, вдруг сама напомнила мне об эпизоде, который даже по нашим рассказам почему-то ей запомнился, хотя ни к особенно приятным, ни к неприятным, ни к опасным, он не относится. Тем не менее я тут же вспомнила его во всех подробностях и решила описать. В то лето мы путешествовали вчетвером: Нелли с Сережей и я с Имой. В это лето мы, кажется, начали с Архыза. Во время перехода от Архыза к ущелью Бзыби, где-то в верховьях реки Большой Лабы, мы пересекали большое открытое пространство. Сначала услышали, а потом увидели несущихся на нас огромных белых псов. Ни стада, ни каких либо людей не видно. Мы шли в это время вдоль ручья, по берегу которого росла полоска невысоких кустов, а совсем недалеко была симпатичная рощица из нескольких деревьев. Противоборствующие стороны достигли рощицы почти одновременно. Мы скинули рюкзаки (сначала уселись на них, ожидая атаки, а потом начали готовиться к трапезе, не выпуская из поля зрения белых псов и стараясь не производить резких движений: сходили к ручью за водой, расстелили на земле клеенку). Собаки сначала резко остановились, затем улеглись, а затем начали окружать нас: явно по указанию самого громадного пса-предводителя (или может быть предводительницы) и процесс окружения происходил молча; передвигались они ползком. Мы приступили к своему обеду, но продолжали внимательно следить за окружением. Потом Нелли, взяв в руку что-то съедобное, поползла в сторону вожака и при этом протягивала ему руку с едой и произносила какие-то ласковые слова. Наконец знакомство состоялось, собака села, потом встала на ноги, вильнула хвостом и взяла почти из руки Нелли еду. Сразу после Нелли я установила контакт с псами, залегшими с другой стороны. Дальше в этот же день мы не пошли, так и поставили в рощице свои палатки и в конце концов улеглись спать под надежной охраной белых чудовищ. Самое удивительное, что наша охрана никуда не спешила и весь следующий день следовала за нами. Сергей, обладавший необыкновенно чутким слухом, уверял, что ночью он слышал далекие свистки и крики - собаки на них не реагировали. Только на третий день нас настиг верхом на лошади один из пастухов и наши песики, поджав хвостики, побежали к нему. Пастух утверждал, что первый раз за всю его жизнь собаки ушли за кем-то от стада. А еще я помню, что довелось нам проходить через густой самшитовый лес. Было это по-моему в самом начале ущелья Бзыби и у меня оказалась сильнейшая аллергия либо на самшит, либо на еще какое-то растение, там произрастающее; стоило наклонить голову, как из носа начинало лить, да так, что я боялась подходить к костру: как бы не затушить. Так продолжалось все время довольно продолжительного спуска по Бзыби с перерывами на ночной спокойный сон в наглухо задраенной палатке. Все прекратилось в одно мгновение, как только мы спустились к пересечению с шоссе, идущему к озеру Рицца.

А на Алтае я вспоминаю такую картину. Было это по-моему летом 1960 года. Мы с Имой поехали на Алтай вместе с Нелли, Сережей и молодоженами Мишей Дадиомовым и Ларисой (мы называли их "птенчиками"). Какой-то участок пути мы должны были идти по большой скотопрогонной дороге (по ней гонят скот из Монголии). Чтобы избавиться от этого неприятного участка мы спустились и шли по зеленому склону, пересекая без тропы распадки. Вдруг я вижу, что по распадку спускается вниз стадо молодых, но уже сильных и вполне рогатых бычков. Все остановились, а Има продолжает спокойно пересекать распадок, по которому прямо на него устремился наклонив голову с очевидно воинственными намерениями передовой бык. Я бросилась вперед наперерез этому нацелившемуся на Иму бычку, размахивая ледорубом и оря во все горло какую-то ерунду, двинулись и остальные. Бычок резко остановился, а потом повернулся и неторопливо пошел вверх к остановившемуся стаду. Все мы быстро пересекли распадок, а потом дружно накинулись на Иму: "Ты, что не видел?" "Нет, видел, но не знал что правильнее: не обращать внимания или убегать". Мы тоже этого не знали, но все дружно его ругали, так как все очень переволновались.